Тень всадника - Анатолий Гладилин

Как мне казалось (подчеркиваю - мое сугубо личное впечатление), я не жаловался, а читал лекцию. По технике безопасности. Инга была предельно внимательна.

Будут ли так же внимательны мои балбесы на дополнительных занятиях? Если выступлю на эту, всех интересующую тему, то прибегут из соседних классов. Всем полезно послушать.

А если бы слушала Дженни? Для меня, мысленно, она присутствовала за столиком, клевала вилкой салат. Контролер. Конечно, какие-то вещи я выбалтывал. В задушевных беседах, как в разведке, баш на баш. Инга мне про Ларри: не устоял ее парень перед кофейными бедрами Молли Горд (я его понимаю), ну а я - про темно-зеленый костюм. Ни в чем я Дженни не винил. Только самого себя. В кризисных ситуациях нельзя, Инга, раскрываться, никакие рассудочные доводы тут не действуют. Ларри смотрит на тебя, а видит блядскую юбку и кофейные бедра Молли (что видит Дженни, когда смотрит на меня, я решил не уточнять. Впрочем, действительно не знаю. Спросить при случае?). К Дженни нет претензий, она честно предупреждала. Я вышел из самолета, как средневековый рыцарь, в металлических доспехах, с закрытым забралом Не ждал, не гадал, что она меня встретит. Инга, ты не виновата, у тебя были гости, стечение обстоятельств. Я мудак, я осел, на радостях сбросил панцирь, теплая, понимаешь, погода в Лос-Анджелесе. Вылез голышом, как на пляж. И получил сокрушительную оплеуху. До сих пор в нокауте. А письмо не для нее. Письмо для себя. Раз ты уже в нокауте, в нокдауне - путаюсь со спортивными терминами, - короче, раз ты тонешь, то письмом, высказав в нем все, ты снимаешь с себя тяжесть и барахтаешься на поверхности. Очень важно выговориться. Слова типа: люблю, все прощу, буду ждать - произносятся не для партнера, произносятся в его присутствии для себя. Дескать, он услышал, прочел, значит, остается проблеск надежды. Ты писала Ларри? Пять писем? Допустим, он их не читал, он их подкладывал под жопу Молли Горд, перед тем, как ее... (а что сделает Дженни с моим письмом -думать не хотелось), но ты выиграла время, ты выплыла. И вернувшись, он обнаружил не кисель, не скисшее молоко, а энергичную бабу, которая послала его на... Ползал на коленях, спал в саду под твоим окном на надувном матрасе? Видишь, как романтично.

Я подумал, что о матрасике можно было упомянуть, красивая подробность, а вот о ползанье на коленях - тут она его продала. Продала - значит, не простила, Инга из тех женщин, что не прощают. И Ларри это известно. Не обнаружив под юбкой Молли ничего сверхъестественного, он поостыл и смекнул, что Инга вскоре использует свое служебное положение. А как развивались события, если бы я был деканом, а Дженни преподавателем на кафедре по контракту? Риторический вопрос, от черной зависти. Ларри симпатяга, ну увлекся, с кем не бывает? И все мои измышления - плод испорченной фантазии.

И еще. Исповедуясь, разрывая на груди тельняшку, я тем не менее зорко следил за выражением ее лица. Я пытался понять, знает ли Инга о романчике, который закрутился на вечере у рыжебородого перед ее глазами, или Дженни, опытная конспираторша, провела интригу так, что никто не пронюхал?

Нет, решил я, не знает. Инга сильная, волевая баба, однако есть вещи посильнее. Не обсудить со мной такой пассаж или не дать скрытый намек, мол, в курсе, но молчу - на такой подвиг женщины не способны. С каким бы рвением она перемыла косточки, да и я бы кое-что почерпнул для общего развития - обмен информацией к обоюдному удовольствию! - но впрямь лихо тогда работал парень, будем к нему справедливы, всех обольстил, очаровал, ослепил, и, кроме него самого, никто ничего не видел. Мастерство. Снимаю шляпу. С вешалки.

И еще. Мой рассказ про зеленый костюм (он светлеет в моем сознании, со временем превратится в светлый образ) - это обыкновенная житейская история, где-то выигрышная для Дженни. Подтверждает истину: хороший товар не залеживается. А если бы я упомянул о пикантном продолжении того вечера, я бы продал Дженни, продал с потрохами.

В конечном счете, после очередной бутылки кьянти (не считал какой) мы с Ингой пришли к выводу, что были созданы друг для друга, и как жалко, как досадно, что мы не познакомились в школе, не поженились в университете, - увы, не пересекались, прошлепали лучшие свои годы, как пароходы на параллельных курсах, - что не она сидела в диетической самообслужке на Вилшер-бульваре ("Ненавижу диету! Неужели это у нее всерьез?" "Инга, если Дженни предложить на выбор баранину, зажаренную на шампуре, на костре, как мы любили в нашей молодости, - помнишь? слюнки текут! и банку сушеной сои, жирность - 0%, соль 0%, то Дженни не колеблясь предпочтет сою"), что не я поехал с ней в горы ("Жили в палатке, ловили рыбу, ночью - жуткая холодина, но с Ларри не замерзнешь"), - ну не сложилось, не получилось, разные судьбы! И так повздыхав и поохав, мы весело расстались около моей двухпалубки. Инга помчалась домой, где ее ждал Ларри (ночь выдалась прохладная), а я поднялся в свою каюту, прокрутил автоответчик, чертыхнулся и лег спать.

С Ингой мне с самого начала было бы просто. Не сахар. Однако ее поведение предсказуемо, я таких женщин вижу насквозь. Предсказуемость - основа нормальной семьи.

Завтра пошлю письмо Змее Подколодной. Звонить не буду, просить о встрече не буду, пошлю по почте. Понятия не имею, как она отреагирует. Казалось, для меня моя девочка прозрачна как стекло, а выяснилось, что ничего я про нее не знаю.

* * *

Восхищаюсь Ингой. В учебных канцеляриях меньше всего любят перемены в графике. Даже если снизойдет Папа Римский и заявит, что выдался свободный денек и он благоволит прочесть лекцию, университетские крысы падут на колени, заплачут от умиления, но скажут: "Аудитории заняты, часы расписаны". Инга, как маг, щелкнула пальцами, и мне нашли "окно" и комнату для дополнительных занятий.

Пришли 9 человек. Цифру пишу прописью - девять!

Разумеется, был Питер, хотя мог смело отдыхать. Бросились в глаза (не могли не броситься, там освоена наука, как их подавать) кофейные бедра Молли.

Что ж, все правильно. Первая твоя лекция была жиденькой, и сразу создалась репутация. А тут еще полез на рожон, потребовал лишних часов.

Элегантный метод поставить на место гастролера. По роже!

И тогда распахнулись двери, а с небес спустилась моя девочка. Контролер со змеиной улыбкой: "Ну, профессор, как будешь выкручиваться?"

И я сказал: "Останься. Смотри. Тебя никто не видит, но мне достаточно, что я тебя вижу. Для тебя и буду читать".

И обратился к остаткам класса, разбросанным по аудитории, как матросы в океанских волнах после кораблекрушения:

- Ребята, вы, наверно, меня не поняли. Явка с повинной на дополнительные занятия не обязательна. И на экзамене я не буду снижать отметки за незнание материала, который не входит в программу. Так что у вас есть возможность провести время более интересно... Ладно, как хотите. Садитесь поближе ко мне и считайте, что я рассказываю анекдоты. По сути дела, во Франции девятнадцатый век начался раньше, чем у всех, за пятьдесят дней до официальной даты. 18 брюмера 1799 года глава Директории Баррас собирался пообедать. Накануне у него была бурная ночь с очередной фавориткой (Молли, он любил красивых женщин, вас бы он не пропустил), проснулся поздно, лениво читал какие-то депеши, пока не прорезался аппетит. И вот он ждет, когда ему принесут жареного цыпленка, а цыпленка не приносят. Он в гневе звонит в колокольчик, но вместо метрдотеля появляется генерал и на серебряном блюде подает бумагу, где каллиграфическим почерком начертано, что правительство Франции добровольно уходит в отставку, и он, Поль Баррас, собственноручно заверяет сие своей подписью.