Бессмертный избранный - София Андреевич

Фиур пожимает плечами.

— Я не могу. Отменить приказ может только сам правитель. Я предложу вам ночлег и еду и позову свою жену — она хорошо разбирается в женских делах. Отправленный скороход уже завтра вернется с ответом, и если нисфиур даст добро…

— Пожалуйста, — говорит Инетис, хватая меня за руку, и я понимаю, что боль снова на нее накатила. — Вам нужно нас отпустить. Скоро случится беда…

Я опускаюсь на колени перед Инетис и кладу руки ей на живот. Я хочу поговорить с ребенком, пока он не натворил бед, но это трудно, потому что почти тут же взрыв боли проносится сквозь мое тело и заставляет меня закричать.

Я падаю на пол, и Цилиолис тут же оттаскивает меня прочь. Кмерлан испуганно кричит, солдаты фиуры в мгновении ока окружают нас, наставив на меня — на Инетис все же не решаются — друсы.

— Син-фире стало известно о беде, грозящей Асморанте, — говорит Цилиолис, все еще обхватив меня за плечи, и я чувствую, как его дыхание шевелит волосы на моей голове. — Я бы не хотел говорить об этом в присутствии твоих людей, фиур. Мы не попытаемся сбежать и расскажем тебе все, если ты хочешь. И тогда ты уже сам решишь, останавливать нас или нет.

Я вижу на лице фиура сомнение. Он оглядывает нас, и я вместе с ним, словно впервые замечая, что мы собой представляем. Бледная и покрытая потом от боли син-фира Асморанты и ее брат — дети Сесамрин, о которой даже после ее смерти говорили с уважением по всей Цветущей долине. Мастер отзывался о ней, как об одной из сильнейших, ее имя знал почти каждый в вековечном лесу. Ходили слухи, что она скрывалась там, и кто-то из магов предал ее, чтобы получить право на жизнь вместо смерти. Только потому ее и сумели поймать.

Кмерлан, младший сын нисфиура. Мальчик явно сопровождает мать по доброй воле. С исчезновением магии это стало совсем просто определить.

Я, девушка с перерезанным шрамом лицом и шиниросским говором и взглядом, постоянно устремленным на живот син-фиры. Повитуха, сопровождающая правительницу? Или любовница ее брата?

Мы были хорошо одеты и приехали в деревню открыто. Правительнице было тяжело, и то, что это не притворство, было видно.

— Хорошо, — говорит фиур. — Мы поедим, и вы мне расскажете. Я вижу, что теплая похлебка вам сейчас нужна.

Он провожает нас в большую трапезную, напоминающую обстановкой трапезную фиура Шинироса, и я неожиданно припоминаю, как принял меня Асклакин в тот день, когда мы возвращались из леса: я, Серпетис, Инетис, Цилиолис. И мне кажется, что это было уже целую Жизнь назад.

Кухонная наливает большим черпаком густой грибной суп, подает намазанные маслом и чесноком лепешки, ставит перед нами чаши с вином. Инетис принимается за еду так, словно не ела с начала Холодов, Кмерлан не отстает. Суп и чесночный хлеб выглядят очень вкусно, и я тоже приступаю к трапезе, наслаждаясь теплой едой.

— Выйди, — коротко говорит фиур кухонной, когда с супом покончено. Она безмолвно исчезает за дверью, и фиур обращает взгляд на Инетис, которая жадно доедает суп.

— Скороход уже готов отправиться в путь, — говорит он.

— Если у тебя есть готовый к пути скороход, отправь его в Шин, — Цилиолис почти прерывает его. — Пусть бежит к фиуру Асклакину. Пусть предупредит его, что войска неприятеля готовы перейти реку Шиниру.

Фиур молчит, ожидая, что еще скажет Цилиолис. Он не кажется потрясенным — за время, которое уже успели назвать Стоянием на Шиниру, — конец Цветения и начало Холодов, ознаменовавшее приближение врага к границе — вся Асморанта привыкла к постоянному ощущению угрозы. Побережники здесь уже долго, и кое-кому даже в доме правителя кажется, что они не нападут, пока не настанет Жизнь. Мол, побоятся идти зимой по долине, где каждый будет готов вонзить в спину врага друс.

Но ребенок считал иначе, и мы должны были ему верить. Я верю. Стараюсь верить изо всех сил, потому что видела, на что способен этот еще не родившийся плод чрева Инетис.

— Войска неприятеля не одни стоят на берегу Шиниру, — отвечает фиур. — Их ждут войска Асморанты. Что даст им известие о том, что неприятель скоро нападет? Они будут первыми, кто об этом узнает, и без наших вестей.

Я смотрю на Инетис, и она, наконец, откладывает в сторону ложку и поднимает на нас глаза.

— Они нападут две ночи спустя, — говорит она. — И у нас есть все основания полагать, что сражение будет непростым.

Фиур хочет что-то сказать, но Инетис еще не закончила.

— У врага есть оружие, которое сильнее нашего. Мое послание не должно заставить воинов Асморанты проснуться и покрепче взяться за древки друсов. Я хочу, чтобы они отступили.

Теперь даже Цилиолис смотрит на нее, и на его лице — полная растерянность. Фиур на некоторое время теряет дар речи, и я тоже, сжимая в руках чашу с непривычно крепким вином, которое я пью только чтобы прогнать засевший в костях холод.

— Отступили? — повторяет фиур, качая головой и снова поглаживая живот. — Отдали врагу земли отцов и отступили? Этого не будет, ни наследник, ни тем более фиур Асклакин не отдадут такого приказа.

— Тогда им придется бежать, оставив позади себя трупы тех, кто поплатится за эту ошибку, — отвечает она.

— Я уважаю тебя, син-фира, — произносит фиур спустя некоторое время, — но я не могу направить фиуру Асклакину такое послание, не имея слова правителя.

Он не спрашивает, знает ли правитель. Не нужно быть магом, чтобы понять, что нет. Слова Инетис не кажутся ему глупостью, но он осмотрителен, как был бы осмотрителен любой на его месте. Его деревня слишком близко к Асме, карающая длань нисфиура с легкостью дотянется до нее.

— Даже зная, что обрекаешь на смерть людей? — спрашивает Цилиолис.

Но фиур не отвечает на его вопрос. Он поднимается — короткий разговор окончен, и, похоже, мы совсем зря рассказали о том, что случится. На выходе из трапезной нас ждут воины.

— Заприте этих двоих на дровяном складе, — говорит фиур, кивая на нас с Цилиолисом. — Правительница и ее сын останутся в доме. Поместите их в сонной, где обычно живут гости. Не спускайте глаз с них, с повозки, с лошади.

Он бросает на нас равнодушный взгляд.

— И отыщите ту женщину, которая была с ними. Если они скрывают ее присутствие, значит, это может быть важно.

Кмерлан и Инетис не вырываются, когда их уводят. Как и мы. Похоже, все провалилось, и наша затея обернулась крахом. Я слышу, проходя по улице вслед за воинами, как фиур отдает приказ скороходу, готовому отправиться в путь по заснеженной дороге на север.

Завтра нисфиур Асморанты будет знать, где мы.

Завтра Асморанта проживет свой последний день в спокойствии и мире.

Я усаживаюсь на лавке у единственного окна склада, на медвежью шкуру, которая в эту ночь будет моим одеялом, и наблюдаю за тем, как накрывают землю сумерки.

Где же Л’Афалия?