Ты следующий - Любомир Левчев

Когда начались официальные переговоры, у меня была возможность наблюдать за Тодором Живковым и Хафезом Асадом, которые сидели рядом или друг напротив друга — словно для сравнения. Сейчас история пытается определить их обоих как диктаторов. А им обоим хотелось походить на людей из народа. Они оба были у власти достаточно долго. Один из них вообще все еще у власти. Оба еще живы. Но я наблюдал за ними четверть века назад. Хафез Асад был в бежевом, вроде бы ручной вязки, жилете под пиджаком и походил на сельского учителя. Опыт Тодора Живкова в ведении переговоров был побогаче и имел куда более долгую историю, но он этого не демонстрировал. Он говорил откровенно и успел установить доверительные отношения, которые, возможно, и были его главной политической целью. Потому что БААС представляла собой левую социалистическую партию, которая с удовольствием прилюдно вешала на площадях коммунистов. Генерал Мустафа Тлас, второй человек в Сирии, писал стихи…

Почему XX век нуждался в стольких диктаторах? Причем не только в политике. В искусстве, в моде… Что уж говорить о диктаторах в области научно-технической революции — о телевизоре, компьютере… Демократия пытается доказать, что она — не диктатура большинства. А люди до такой степени прониклись отвращением к власти философских фикций, что добровольно возвращаются к старому хозяину — деньгам. И все это захватывает в круговорот два-три поколения — или всего лишь одну библейскую жизнь.

Случай с «дружеским шаржем» на Петра Танчева рассказан в маленькой книге воспоминаний Петра Младенова. Зачем? Не знаю. Может, ему хотелось вспомнить что-нибудь смешное. А возможно, у него были более серьезные причины всмотреться в наше странное начало, когда мы были прежде всего друзьями.

•

Опять апрель перевалил за середину. Очевидно, это была среда, потому что я сидел в типографии на железном столе, с головы до ног перепачканный типографской краской, и читал какие-то оттиски. Тут прибежала Марийка Луканова — наш неподражаемый редакционный курьер-распорядитель, которая имела привычку записывать абсолютно все, что ей удавалось увидеть или услышать.

— Товарищ Левчев, немедленно в ЦК! Вас вызывает товарищ Живков! Все уже с ног сбились, вас ищут!

Я отправился без промедления. Мое сердце сжималось. Где же я допустил ошибку, черт побери? Этот номер еще не вышел из типографии. А в прошлом — в прошлом-то что было не так?..

На входе в ЦК милиционер почти втолкнул меня в лифт:

— Шевелитесь, товарищ Левчев. Мне тут уже обзвонились — мол, пришли вы или нет!

Ясно! Это не шутка — случилось нечто страшное. Когда я вошел в кабинет секретарши Тодора Живкова, та раскинула руки, чтобы я не миновал ее:

— Давайте же, товарищ Левчев! Мы все телефоны оборвали, и нигде вас нет!

А в кабинете — боже мой! — за столом для заседаний сидело почти все политбюро: Борис Велчев, Станко Тодоров, Пенчо Кубадински…

— Иди уже, Левчев! — И Тодор Живков подхватил меня прямо в дверях. — Тебя просто невозможно найти!..

— Я был в типографии, — промычал я и даже продемонстрировал свои испачканные руки.

— Ладно. Теперь слушай. Послезавтра открывается съезд Отечественного фронта. Твою кандидатуру предложат на пост первого заместителя председателя. Иди в Национальный совет. К Владо Боневу. Он тебе объяснит твои задачи. Только ты никому не говори. Разве что с женой можешь поделиться, но и она должна молчать. У нас уже нет времени на разговоры. Сейчас не вздумай благодарить нас за оказанное доверие. Не стоит! Может, ты еще решишь отказаться? Не советую! Другого случая не представится. Все ясно?

— Так точно, товарищ Живков. Я даже жене ничего не скажу, потому что она, чего доброго, меня побьет.

Эта жалкая попытка сострить не произвела на присутствующих абсолютно никакого впечатления. Их усталые лица ничего не выражали, но это было не безразличие. Они будто спрашивали себя: кто он такой? откуда взялся? и куда путь держит?..

А я зашагал по улице в полном одиночестве. К счастью, моросил мелкий весенний дождик, который охлаждал мою пылающую голову. Мой светлый апрель ласкал меня своими коготками. Я испытывал странное чувство: мне казалось, что я уже не здесь, а где-то еще. Мне было известно, что это «где-то еще» очень опасно, но в то же время я чувствовал удовлетворение, потому что огромный мешающий дышать груз последних месяцев спадал с меня, как грязная мокрая одежда. Я хотел запереться где-нибудь наедине с собой и тогда уже думать, осмысливать происшедшее. Но перед этим следовало зайти в редакцию. Без моей подписи номер не мог быть запущен в печать. Вместе со мной в кабинет протиснулся один из самых осведомленных сплетников. Он был перевозбужден. Он шептал, хотя в комнате были только мы:

— Любо, что-то случилось! Осторожнее, братец! Что-то вокруг тебя происходит!

— Да что происходит-то?

— Не знаю. Внизу в кафе Джагаров сидит и пьет с обеда. Пьет и время от времени повторяет: «Левчева запульнут!» И больше ничего не говорит. Только тычет пальцем в потолок. Что это значит? Ответь!

— Сам не знаю. Может, он говорит: «В него пульнут»?

— Ерунда! Не шути с такими вещами! Тебя куда-то запустят. Но вот хорошо это или плохо?

Пантера (Felis pardus) вместе со всеми ее разновидностями — ягуар, гепард, кугуар и др. — является одним из самых опасных существ в этом мире. Но самая страшная из них — черная пантера.

VII съезд Отечественного фронта проходил с 10 по 22 апреля 1972 года. Пока я постоянно сидел на своем месте в зале. И старательно пытался услышать и запомнить все, что говорилось на этом новом для меня языке, на котором мне придется разговаривать уже с завтрашнего дня. Рядом со мной сидел Ганчо Ганев (брат Христо Ганева), революционер старой закалки и бывший министр, сохранивший в себе живую человеческую сердечность. Кто знает почему, но сейчас он пустился рассказывать мне нескончаемые анекдоты — заниматься делом, в котором он не был силен. Ганев постоянно толкал меня локтем в бок:

— Но ты же пропустил самое интересное. Что ты рот раскрыл, слушаешь этих, на трибуне? Они только глупости умеют говорить!

— Подожди, что-то я не понял, что означает это переливание из организации в движение и наоборот?

— Это означает переливание из пустого в порожнее.

Когда наконец милейший Ганчо услышал, что меня выбрали первым заместителем председателя Национального совета, он сконфузился и извинился передо мной. Пробираясь сквозь удивления и поздравления, я оказался в зале позади президиума. Там прогуливались, перед тем как разойтись, высочайшие лица и ответственные товарищи. Я легко нашел Георгия Трайкова. Он стоял точно посередине и с наигранным равнодушием принимал поздравления в своем новом качестве председателя Национального совета. Значит, это его первым заместителем меня выбрали. Я как раз раздумывал над тем, как ему представиться, когда услышал, как Трайков обращается к своему личному помощнику: