Возлюбленный враг - Джейн Фэйзер

И этим Алексу пришлось пока удовлетвориться. Они расстались вскоре после того, как сумерки сменились полной темнотой. Никогда он не чувствовал себя таким беспомощным, не имея не только намеков на план действий, но и возможности что-то планировать. Джинни была ему дороже самой жизни, и он знал, что ни за что не сможет ее покинуть теперь, когда снова нашел.

Но какое у них будущее? Он может остаться здесь, купить землю и стать плантатором. Это хорошая перспектива для тех, у кого есть желание и силы, чтобы сделать мечту реальностью. Он будет рядом с ней, они смогут любить друг друга урывками, в постоянном страхе быть обнаруженными, подсказывал ему внутренний голос. Поспешность тайных свиданий, страх постепенно разрушат то, что существует сейчас между ними. И он солдат, а не плантатор: дома его ждет другая жизнь, жизнь во власти. Он мог бы забрать ее с собой, вырвать из цепких рук мужа. Она станет жить с ним в грехе, окажется изгоем общества, все узнают о ее измене мужу. А его карьера будет полностью уничтожена, ведь в нынешнем нравственном климате Англии супружеская измена могла караться смертной казнью. Куда ни кинь — ситуация неразрешимая. Для рассудительного человека остается только один разумный выход. Он должен оставить ее и вернуться домой. Но Алекс знал, что едва ли его теперь можно назвать рассудительным человеком.

На рассвете Джинни проснулась в полной решимости во что бы то ни стало побывать на вечере у Харрингтонов. Птицы приветствовали новый день восторженным хором, и она босиком сбежала вниз, на утреннюю росу, слегка дрожа от предрассветной прохлады. Осенний туман поднимался над ручьем и топями, но ничто пока не напоминало, что близится конец теплым октябрьским дням. Красный шар солнца, появившийся на небосклоне, обещал ясный день.

Она накормила кур, напоила лошадей и отвела их пощипать травку. В отсутствие Лиззи ей пришлось еще и доить двух коров, но ни одно из этих занятий не казалось сегодня слишком тяжелым, и она весело напевала, втаскивая медную лохань в кухню и наполняя ее кипятком из котла, висевшего над огнем. Прежде чем принять ванну, она сходила к колодцу за холодной водой и, согнувшись под тяжестью ведра, наполнила котел и снова повесила его над огнем.

Сверху не доносилось ни звука; Гилл все еще крепко спал, и Джинни, сняв рубашку, погрузилась в воду, окунувшись, чтобы намочить волосы. Сегодня, впервые с тех пор, как она покинула Алекса в Престоне, Джинни собиралась надеть бирюзовое платье со стеганой нижней юбкой из тафты, которое сама сшила в прошлом месяце. В волосах у нее будут черепаховые гребни, на ногах — прюнелевые туфли с розочками.

Скрип лестничных ступенек оборвал эти приятные мысли, и она, интуитивно пытаясь защититься, резко села в воде, подтянув колени и прикрыв грудь руками. Гилл вошел в кухню, болезненно моргая, и тут вдруг заметил Джинни, ее мокрые волосы, кремовую кожу обнаженных плеч.

— Так-так, — медленно проговорил он, пересекая комнату и подходя к ней. — И для кого это, жена, ты прихорашиваешься?

— Я просто принимала ванну, давно уже нужно было, — сказала Джинни, пытаясь скрыть дрожь в голосе, когда Гилл присел рядом. — Если ты хочешь, на огне греется вода. Я сейчас…

— Почему такое волнение? — спросил он, разводя ее руки. — Твой муж хочет посмотреть на тебя. — Разве это не мое право?

Джинни почувствовала, как ее охватывает дрожь отвращения. В этот момент его рука обхватила одну грудь, и она подумала, что сейчас закричит, но тут его рот прижался к ее губам, заглушив все звуки. Никогда раньше он не целовал ее, не рассматривал ее тело. Его интересовал только сам процесс совокупления, но каждый раз у него ничего не получалось, и тогда на нее обрушивался град оскорблений. Сейчас она хотела увернуться, но он схватил ее за волосы и удержал, грубо и неумело просунув язык ей в рот. Пальцами он больно мял ее соски, но она чувствовала, что он не стремится причинить ей боль, — просто он не думал о ней, как и всегда.

— Нет… пожалуйста, — услышала она свою мольбу и тут же поняла, что это было ошибкой с ее стороны.

Гилл отстранился; лицо его потемнело.

— В чем дело? Разве ты не этим занимаешься с любовниками? Ты откажешь своему мужу в том, что свободно получают другие?

— Гилл, не надо так говорить, — взмолилась она с отчаянием. — Просто ты застал меня врасплох, и сейчас еще раннее утро, но… но мы должны поторопиться, чтобы приехать к Харрингтонам пораньше. — Она слушала свой лепет и презирала себя, но если он собирался настаивать на близости, здесь и сейчас, она не представляла, как сможет молча снести это.

— Еще есть время, — сказал он, поднимая ее из воды. — Вытрись и иди наверх. Я так хочу.

Она не могла отказать ему, это сделало бы отношения между ними совершенно невыносимыми. Она не должна допустить, чтобы он, ревниво обвиняя ее в удовлетворении своих нужд на стороне, получил бы еще одно оружие. Джинни знала, что он сам не верит в эти обвинения и, оскорбляя ее, просто хочет причинить ей боль, но ему недолго было и поверить. Поэтому она лежала, словно каменная, а спиртное и болезнь снова сделали свое дело, и Гилл, как и всегда, остался неудовлетворенным и злым, твердя, что во всем виновата она, потому что холодна как лед и способна погасить пыл любого мужчины.

Они все-таки отправились к Харринггонам, хотя Гилл намеренно медлил со сборами, зная, что Джинни очень хотелось приехать пораньше и помочь Сюзанне. Не будь его настроение таким безобразным, она бы убедила Гилла, что ей лучше уехать пораньше в каноэ, а ему — позже на лодке или верхом. Но, по правде говоря, она начинала слегка побаиваться его, чувствуя, что алкоголь и болезнь уже разъедают нравственные устои, которые всегда сдерживали его, как бы капризен и раздражителен он ни был.

Когда они добрались до Харрингтонов, Роберт холодно приветствовал их и повел Гилла в дом, а Джинни отправилась на поиски Сюзанны, поэтому пропустила встречу Александра Маршалла и Гилла Кортни.

Алекс увидел довольно худого человека среднего роста с бледными голубыми глазами и пергаментным цветом лица, свидетельствовавшим о нездоровье. Он был одет пышно и тщательно, как и подобает джентльмену-землевладельцу. На нем был камзол серо-сизого цвета с мягким круглым воротником, серые шелковые чулки и накидка с рукавами. Пышный плюмаж красовался на шляпе в форме сомбреро. Руки были мягкими и белыми, и Алекс подумал о загорелых, с короткими ногтями, умелых руках Джинни, которые брались за любую работу, какой бы трудной или недостойной она ни казалась.

Гилл увидел высокого, широкоплечего мужчину с ясными зеленовато-карими глазами, которые изучали его так пристально, что это нервировало его. От него веяло уверенностью в себе, привычкой командовать. Он был одет аккуратно, но явно без дани моде или положению — в простой камзол и бриджи. Он был без шляпы и гордо держал голову с коротко подстриженными волосами. Речь его текла гладко и мягко, но за этой мягкостью чувствовался металл, от которого Гиллу стало не по себе. Это вызвало у него раздражение, и с чувством облегчения он принял от Роберта стакан с персиковым бренди.