Царь грозной Руси - Валерий Шамбаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что ж, давайте разберемся и попытаемся отделить истину от выдумок. Русские летописи сообщают о смерти только Владимира Андреевича. Одного. Еще раз обратим внимание на даты. 9 сентября, в день убийства Марии, турки только еще шли от Переволоки к Астрахани, а сняли осаду 26 сентября. То есть Старицкий был вызван к царю не из своих владений, а из армии. Значит, ехал без жены и детей. Соответственно, и без служанок жены. Факт, что он прибыл к государю один, подтверждает в своих записках Горсей. Умер Владимир 9 октября, и в последних почестях Иван Грозный ему не отказал. Как член царствующего дома, он был погребен в фамильной усыпальнице, Архангельском соборе. Хоронили его одного.
Ефросинья же не была ни утоплена, ни удушена. Ее останки сохранились, и химический анализ показал причину смерти — содержание мышьяка в 150 (!) раз выше максимально допустимого уровня [69]. Это дает ответ на многие вопросы. Властолюбивая княгиня и в монастыре не унялась, плела интриги, по-прежнему руководила действиями сына (Иван Васильевич в послании к Курбскому назвал Владимира просто «дураком», которого настраивали и подзуживали другие). А заложил свою мать и сообщников, скорее всего, сам Владимир, когда брат допросил его и предъявил улики. Точно так же, как он это сделал в 1567 г., надеясь заслужить прощение. Но прощали их уже много раз, и мягкость оборачивалась все новыми бедами. Заговор был направлен не только против царя, а против России. Поэтому Владимиру и Ефросинье предложили скушать то же самое, что они предназначали для царской семьи и передали повару. (Чтобы получилось 150-кратное превышение, мышьяк и впрямь надо было чуть ли не ложками есть).
«12 стариц» упоминаются рядом с Ефросиньей в «синодике опальных». И в данном случае ему можно верить. Но это не служанки, не мастерицы-рукодельницы, а те самые 12 ближних боярынь, ушедшие с княгиней в монастырь. Ее доверенные помощницы, через них обеспечивалась связь с сыном, боярами, согласовывались планы. Они были полноправными участницами преступления и понесли наказание. А дети Владимира Андреевича остались живы. Сыну Василию царь позже вернул отцовские владения, двух дочерей самолично выдавал замуж. Судьба жены Старицкого Евдокии неизвестна. Достоверных данных о ее смерти нет, а ее казнь ставит под сомнение красноречивый факт: через 3 года ее брата Никиту Одоевского Иван Грозный назначил командовать армией. Как вы считаете, можно ли доверять армию брату казненной? Вероятнее всего, княгиня была пострижена в монахини или сама ушла в монастырь.
Заговор был обезглавлен и на время парализован, но требовалось полностью уничтожить его, пока он не реанимировался. От Владимира Андреевича, повара, «стариц» потянулись другие нити. Разрозненные факты складывались в единую мозаику. Теперь стало ясно, что даже тщательный отбор слуг не гарантирует от измены, и царь лично контролировал расследование. Прикрыть виновных уже не удавалось, выявлялись связи, которые раньше получалось утаить. И лишь сейчас обнаружилось, что заговорщиков «идейно» объединяла и подпитывала секта жидовствующих, устроившая гнездо в Новгороде под эгидой Пимена. Кстати, в этом не было ничего необычного и удивительного. В средневековой Европе политическая оппозиция почти всегда смыкалась с религиозной. Ереси давали изменникам идеологическую опору, оправдание, позволяли нарушать присягу (ведь присяга-то являлась священным актом). И Иван Грозный позже напишет Курбскому: «Я хотел подчинить вас своей воле, и вы за то святыню Господню осквернили и поругали! Осердясь на человека, на Бога восстали» [37].
Как только установился зимний путь, царь начал готовить, по современной терминологии, «спецоперацию» в Новгороде. В ходе следствия открылась и клевета на св. митрополита Филиппа, и государь отправил к нему в Тверской Отрочь монастырь своего доверенного, Малюту Скуратова. Зачем отправил, признал даже Курбский — просить святителя о благословении и возвращении в Москву [69]. Потому что Иван Васильевич как раз в это время оповестил духовенство о созыве Освященного Собора, против Пимена и прочих еретиков! Но у заговорщиков оставались люди рядом с самим царем. Св. Филипп был слишком опасным свидетелем, он и сам многое узнал о сектантах. А охранял его еще один человек заговорщиков, пристав Стефан Кобылин. Кто-то дал знать… Когда Малюта прибыл к св. Филиппу, он застал его только что умершим — от печного угара [137]. Опричнику ничего не оставалось делать, кроме как доложить царю и арестовать Кобылина за плохое содержание митрополита.
Тем временем Иван Грозный уже выступил из Александровской Слободы. Мы не будем здесь подробно разбирать росказни о том, будто он собрал огромное войско, по пути «ради сохранения тайны» зачем-то погромил и вырезал все города от Клина до Вышнего Волочка, а в Новгороде казнил то ли 700 тыс., то ли 70 тыс. человек. Будто людей жгли, посыпая неким самовоспламеняющимся порошком, после этого массами топили в Волхове, а опричиники ездили на лодках и добивали желающих выплыть… «Ездили на лодках» — в январе, очевидно, по льду. Столь эффективных зажигательных веществ русская военная наука еще, к сожалению, не изобрела. Общее население Новгорода насчитывало лишь 26 тыс. [36]. А опричников было всего 5–6 тыс. И часть из них составляли придворные, обслуживающий персонал, часть оставалась в Москве, выполняла другие задачи. С царем участвовали в походе 1,5–3 тыс.[69]
Разумеется, государь не громил попутных городов. В ближайшие годы по той же дороге много раз ездили иностранные посольства, в том числе недружественные к России. Но ни одно из них никаких следов «погромов» не заметило и ни о чем подобном не сообщило. Наконец, основой операции была именно секретность. Требовалось нагрянуть внезапно, захватить преступников с поличным. Но посудите сами, какая могла быть тайна, если собирать армию, да еще и разорять Клин, Городню, Тверь, Медное, Торжок, Вышний Волочок? Известия разносились быстро, все заговорщики (и не только заговорщики) успели бы разбежаться. Единственное, чему можно поверить — уничтожению пленных, содержавшихся в некоторых городах. Сообщается, что в Торжке они оказали вооруженное сопротивление, ранили Малюту, в опасности был сам царь. Вам не кажется, мягко говоря, странным — вооруженные пленные? Если эта информация верна, она может означать, что заговорщики сформировали из пленных несколько отрядов для участия в перевороте.
Удержать поход в тайне все равно не получилось. Новгородскую верхушку предупредил Вяземский. Но она ничего не успела и не сумела предпринять, даже в своем городе изменники были в подавляющем меньшинстве. Да видать и понадеялись, что царь обо многом не знает, очередной раз пронесет. 2 января 1570 г. в Новгород прибыл передовой отряд Скуратова из 1000 человек, перекрыл заставами все ворота и произвел аресты по заранее намеченным спискам. 8 января приехал царь со свитой в 500 человек. Между прочим, собирать большое войско вообще не требовалось. В Новгороде располагался крупный гарнизон. Ни один источник не упоминает о столкновениях опричников с военными или их репрессиях — все данные говорят о том, что гарнизон тоже был привлечен к операции.
Есть еще один факт, подтверждающий, что поход царя был быстрым и четко рассчитанным по времени. Как уже отмечалось, выезжая из Слободы, Грозный одновременно распорядился созвать в Москве Освященный Собор. Прибыв в Новгород, он не принял благословения у еретика Пимена, сказал: «В руке твоей не крест животворящий, а орудие убийственное». Но даже в этом случае государь соблюдал обязательство не вмешиваться в дела Церкви и не превысил своих полномочий, дозволил архиепископу отправлять службу. Однако в этот же день привезли решение Собора о низложении Пимена и лишении священства, и лишь тогда царь арестовал его. Начался суд. Главных преступников отправили в Москву. Пимена перед этим посадили на кобылу задом наперед, дали в руки волынку и бубен и провезли по улицам — так же, как в свое время архиепископ Геннадий возил осужденных жидовствующих, «се сатанино воинство». Рядовых изменников и еретиков покарали на месте. Всего было казнено от 1490 до 1505 человек. На этой цифре сходятся все современные исследователи, как уважительно относящиеся к Грозному, так и его противники [54, 69, 119, 138].