Граница горных вил - Ксения Тихомирова

— Дети, я вас никому не отдам… все кончилось… вы просто дети, мои дети… я вас люблю… я вас не отпущу никуда… вы будете со мной, и все пройдет.

Последствия катастрофы мы расхлебывали еще долго. По крайней мере, первые два месяца были очень тяжелы.

С Кэт на сей раз никто особенно не возился и не нянчился. Тонио вернулся на «Дельфин» и ушел в море. Кэт дня два побродила по дворцу, поздним вечером пришла к нам, сказала нерешительно:

— Наверно, я пойду на Круг. Мне лучше там и остаться. Вы тут справитесь без меня.

— Не справимся. Мы без тебя не можем, — отозвалась Бет. — У нас рук не хватит. Но ты на Круг сходи. Во-первых, надо там рассказать, что все кончилось.

— Не знаю я, как рассказывать.

— Ну, не рассказывай. Я сама напишу Инге. Ты только передай письмо.

— Передам, — кивнула Кэт безжизненно. — Ты думаешь, я смогу потом вернуться? Из-за меня все так страшно кончилось.

— Боюсь, что по-другому там не могло кончиться. Не ты же все это затеяла.

— Ну, зато Тонио уж точно я… отвадила.

— Хочешь, я помогу тебе с ним помириться? — спросила Бет (а я бессовестно подслушивал из соседней комнаты, потому что не успел вовремя уйти).

— Он не помирится. Я его обидела. Оскорбила.

— Ну, и он в долгу не остался. Поэтому вы квиты. А ты в самом деле знала, что это он?

— И да, и нет. Он меня пригласил однажды танцевать… с такой нахальной улыбочкой — радуйся, мол, удача-то какая! Я сам явился, собственной персоной.

— Не без того, — вдруг рассмеялась Бет.

— Ну, я его и отшила как следует. И смотреть на него не стала… так только, искоса… Я не была уверена, что это он. И, главное, было очень обидно и завидно: тебе достался Ванька, а мне — этот нахал невоспитанный.

— А Ванька тоже нахал, — отозвалась Бет, — правда, воспитанный, но это сути не меняет. Я очень быстро поняла, что он лишь кажется застенчивым мальчиком, а на самом деле это настоящий пират. Недаром же они так подружились. Ваньку зовут белым королем, а Тонио будут звать черным, когда вы помиритесь. Ох, что же с вами делать? Ты поживи на Круге. А Тонио ведь, между прочим, знает, что виноват, и это хорошо. Я думаю, он соберется с силами и попросит у тебя прощения. А там просто начните все с начала. Ты только как-нибудь полегче с ним… Ну, скажи ему, что он нахал, в конце концов.

Я смоделировал про себя продолжение такого разговора и остался доволен результатом: с этим даже я бы справился, не то что Тонио.

Потом я, конечно, посплетничал с Бет по поводу этой истории (по моим наблюдениям, жанр сплетни не был тут в таком уж загоне, как Бет мне когда-то изобразила). Интересно, почему Бет так спокойно отнеслась к их ссоре и была уверена, что все уладится.

— Попробуй взглянуть на это с другой стороны, — сказала она мне. — Когда ты тут появился, тебя совершенно не интересовало королевство.

— Меня интересовала только ты.

— Это, конечно, было упоительно: смотреть, как ты витаешь в облаках и ничего, кроме меня, вокруг не замечаешь. Мне не верилось, что так бывает. Знаешь, наверно, я гораздо меньше, чем Кэт, верила в любовь. Но потом тебе все равно пришлось учиться быть королем. Я старалась тебя этим не мучить, дать время привыкнуть. А для Тонио королевство очень много значит. Он всю жизнь ему служит и считает это своим главным делом, понимаешь? Он был еще совсем мальчишкой, когда я дала ему задание, довольно трудное, которое требовалось — как бы сказать? — провернуть во внешнем мире. И он его не просто выполнил, а вник в суть дела и хотел помогать мне и дальше. Пока тебя не было, мне помогали дон Пабло и Тонио. С Тонио проще и, наверно, интересней. Мы с ним авантюристы… и ты, кстати сказать, тоже. Он ведь с вами поехал не ради Кэт и даже не ради тебя, мне кажется. Он просто считал себя ответственным за происходящее. И не мог упустить такое приключение.

— И ты считаешь, что эта… работа заменит им любовь?

— Нет, почему заменит? Я думаю, они со временем научатся любить друг друга. Я даже думаю, что они друг другу очень нравятся, но из гордости… выпендриваются. И потом, Кэт, конечно, задела ему самую больную точку.

— У Тонио? Больную точку?

— Да. У тебя, в самом деле, воспитание… королевское. Тут ничего не скажешь. Тебя сразу можно представлять ко двору, и ты никакими глупыми самодовольными ухмылками ничего не испортишь. А Тонио избалован своей… деревенской свободой. Да и матушкой тоже. Тебя-то отец драил, это сразу видно. Тонио о себе все знает и, наверно, как-то справится с собой. Он человек серьезный. Даже очень.

— И как ты собираешься их мирить?

— Да очень просто. Вот будет большой праздник — Рождество. Потом будет большой рождественский бал. Я скажу Тонио, чтобы он помирился с Кэт — хотя бы для порядка в королевстве. Ради приличия, по всем законам этикета. Пусть попросит прощения и смиренно пригласит ее потанцевать — в знак примирения. Я думаю, этого им хватит.

И Кэт отправилась на Круг, даже не думая еще о том, что впереди у нее не только объяснения с Тонио, но и такая сложная проблема, как свекровь.

Карин мы взяли к себе. Я боялся, что ее невозможно будет оторвать от Андре ни на минуту, ни на шаг, но все пошло по-другому. Выплакав первые слезы, Карин подняла голову, увидела Бет и послушно пошла за ней. И потом могла подолгу смотреть на Бет завороженным взглядом, и в это время у нее как будто ничего в душе не болело. Она не то чтобы забывала о случившемся, а словно уходила от кошмара через границу в другой мир. Бет ее от себя сначала почти не отпускала. Даже когда делала что-то, все время оглядывалась на Карин. К тому же у детей почти в любой беде есть такая отдушина, как внешние впечатления, а у Карин их оказалось множество. Поздние розы в дворцовом саду. В них можно было заблудиться, как в лесу, или играть с кем-нибудь в прятки (Карин это не возбранялось). Рыжий, который соглашался хоть по сто раз подряд бегать за брошенной палкой, размахивая роскошным хвостом и радостно лая. Бабушка Милица с какими-нибудь сладостями в кармане. Горы фруктов на столе — ешь не хочу. Николка — младший братик, в которого Карин пыталась играть, как в живую куклу (игрушечные куклы у нее тоже были, но живая, конечно, интереснее). Николка, правда, оказался строптивой куклой, и наши детские комнаты стали более шумными, чем раньше, и все этому радовались. «Ребенку лучше расти в компании», — сказал кто-то из наших старших детей со знанием дела.

От другого брата — старшего и любимого без меры — Карин тоже не отставала, и это было хорошо для обоих. Андре во дворце жить не стал (я еще расскажу об этом чуть попозже), но Карин почти каждый вечер тащила его в гости, заставляла читать книги (сказок он больше не рассказывал) и рисовать. По ее просьбе он нарисовал новую Бет и спящую головку Саньки, которые должны были висеть на прежнем месте — над кроватью. (Их, правда, пришлось поднять повыше — от любопытных лап Николки). Андре выполнил заказ и добавил к этим рисункам портрет Ивора. Большой, но не цветной, сделанный углем. Портрет доминировал над старыми сюжетами и отличался жестковатой силой. Каждый раз, входя в детскую, я не мог отвести глаз от этого лица и чувствовал странную пустоту. Как будто между Ивором и мной остался какой-то незаконченный (или только обещанный) разговор.