Ветер и вечность. Том 1. Предвещает погоню - Вера Камша

– Вы можете выпить в моем обществе пару бокалов. Мне не хочется оставаться наедине со своими мыслями, они не из веселых.

– Извольте. – Некоторые мысли и впрямь редкая гадость, а кэналлийское еще никому не вредило. – Но вино не терпит суматохи, а здесь сейчас слишком много политики. Я бы предложил вернуться в резиденцию регента.

Маркграфиня рассеянно согласилась, она думала о чем-то своем, вернее, пыталась не думать. В карету за негаданной дамой Эмиль не полез, сославшись на необходимость выбрать вино и дать ему отдышаться. Нестись галопом оживленными улицами не дело, но рысь и небо настроение слегка подлатали. Больше не жаждавший смертоубийств маршал оценил запасы кэналлийского и остановился на «Отравленной крови». Когда гостья сменила придворный туалет на простое, почти домашнее платье, вино как раз пришло в должную готовность, впрочем, урожденная герцогиня Ноймаринен это вряд ли поняла. Вина и шадди для родившихся северней Эпинэ то же, что для южан пиво и пироги: привыкнуть и даже полюбить могут, разбираться начнут вряд ли.

– Бергмарк лишает многого, – призналась беглянка, – вина, музыки, платьев, которые приятно носить и, самое невыносимое, долгих бесед не о еде и не о войне. Я рискую показаться скучной собеседницей, хотя в свое время меня учили поддерживать любой разговор.

– Красивой женщине трудно не верить, но позвольте усомниться. – Вино неплохое, но не более того. Впрочем, в Аконе выбирать не приходится. – Вы не можете быть скучной, а войны – тем более.

– Вы ожидаемо вежливы, но война не заменит целый мир, особенно для женщины. Вы не представляете, как порой хочется радости.

– Вполне законное желание. – Рокэ сидеть с клириками часа три, не меньше, а Лионелю столько же развлекать гаунау. – К счастью, в Аконе умеют радоваться, вы увидите это не позднее, чем нынешним вечером.

– О нет, – собеседница едва заметно поморщилась. – Я не могла не показаться на церемонии, но к застолью все еще не готова. Мне будет трудно сидеть за одним столом с ее высочеством и гаунау. Маркграф младше Хайнриха на двадцать с лишним лет, но я не смогу не вспоминать свою свадьбу и бергерское веселье, на котором мне приходилось присутствовать… Пойми я вовремя, что меня ждет, я бы уподобилась моей невестке, впрочем, Леоне было проще, дядя Фердинанд вызывал у нее отвращение. Подобный довод красивый мужчина понять в состоянии, герцог Алва, по крайней мере, понял, но мою судьбу решали мама и Сильвестр.

– Зачем вы вспоминаете то, что вам неприятно? – укорил Эмиль, освежая бокалы. Мать все эти намеки наверняка бы поняла, как и Ли. Его бы сюда, в наказанье за нынешние выходки! – И вы зря решили сказаться больной, ведь Рокэ где-то добыл гитару.

– Я не большая ценительница кэналлийской музыки, она меня почти пугает.

– Но что-то же должно вас радовать?

– Понимание, – женщина подняла глаза. – Понимание и уважение. Мне очень одиноко, господин маршал. Нет, я к этому привыкла, но иногда пустота становится невыносимой. Вы можете меня утешить?

– Я готов сделать все, что в моих силах.

– Вы рискуете, я могу поймать вас на слове.

– Попробуйте.

– Нет, это будет слишком. Граф, вы очень любите госпожу Скварца?

– Да.

Хочешь показаться уверенным, говори твердо и коротко, но бедняжке на самом деле не позавидуешь. Как и Селине, а Ли все же редкая дрянь. Всунуть после себя шестидесятилетнего кабана, пусть и коронованного…

– А теперь спросите, – напомнила о себе бывшая узница Бергмарк, – зачем мне знать о вашей любви.

– За этим кроется какая-то загадка?

– Нет, но я в карете продумала нашу с вами беседу до мелочей. Вы должны мне помочь.

– Извольте, сударыня. Зачем вы хотите знать о моих чувствах к Франческе?

– Вы не лжете, – теперь она расправляет манжет, – ведь вы назвали свою возлюбленную по имени. Она в самом деле напоминает вам мать?

– Да, и не только внешне.

– Вам нравятся сдержанные худощавые южанки. Какое счастье, что я в вас не влюблена. Надеюсь, я вас не обидела?

– Вы меня озадачили. Обычно дама говорит подобное в ответ на неуместное признание.

– Обычно… Но можно ли назвать обычным событье, свидетелями которого мы стали? Нашу встречу, меня, вас? Любовь, моя или ваша, была бы в самом деле неуместна, но ее нет, а мы есть. Граф, я намерена вас задержать. Нет, вы успеете на вашу вечеринку с гаунау и гитарой.

– Я к вашим услугам.

– Вы об этом уже говорили. Сударь, мне нужны ваши поцелуи. Спрашивайте, для чего.

– Для чего, сударыня?

– Чтобы понять, хочу ли я большего. Мне кажется, что хочу.

– После того, что я сказал про Франческу?

– Именно. Не будь ваше сердце занято, и тем более почувствуй я в вас поклонника, я бы прервала разговор, но мы друг другу не опасны. Что до госпожи Скварца, то если она похожа на графиню Савиньяк, ваша мимолетная связь ее даже не позабавит, она ей польстит. Женщинам нравится подавать милостыню неудачницам.

– Бред какой-то… Сударыня, я ничего не понимаю и не хочу понимать.

– Неважно. Главное, вы можете меня поцеловать. Сейчас вы должны спросить, зачем?

Хотелось не спрашивать, а удрать, и Эмиль бы удрал, не будь это дочка Рудольфа, с которым у Ли и без того не все гладко. А у матери не ладится со старой герцогиней… Обиженная Урфрида прибавит новых сложностей, да еще перед новой кампанией.

– Я жду ответа, вернее, вопроса.

– Извольте. Зачем, сударыня?

– Потому что мне плохо, граф… Мне очень плохо. Девица Арамона выходит за гаунау чуть не с удовольствием, что неудивительно, если вспомнить дом, в котором она росла. Я смотрела на нее, а видела себя, готовую к жертве, только это оказалось не нужно ни Талигу, ни хотя бы маркграфу. Равнодушие унизительнее насилия, теперь я это знаю. Я не любила супруга и никогда бы не смогла полюбить, но я не сомневалась, что он меня оценит, как отец оценил маму. Принцессу, отданную вассалу в обмен на верность. Я слишком откровенна, вам это должно быть неприятно, но, возможно, вы все же поймете, а нет… Что ж, вам объяснит любимая супруга.

– Вы обо мне слишком дурного мнения. – Вот без чего Франческа обойдется, так это без подобных откровений! Но Вольфганг-Иоганн мог бы быть к жене и повнимательней.

– С теми, о ком я дурного мнения, я избегаю говорить. – Смотреть в глаза герцогиня умела, и ей это шло. – Возможно, я в самом деле нездорова, но если вы сейчас встанете и уйдете, мне будет больно. У вас было много любовниц, я знаю. Неужели я хуже их всех?

– Я не могу сравнивать. – Если б только она не была дочкой Рудольфа! – Сейчас у меня есть невеста и я… слишком уважаю вашего отца.

– Я так и знала! – она неторопливо допила вино и внезапно резко поднялась, с силой оттолкнув пустой бокал, тот опрокинулся, покатился… Подхватить беглеца Урфрида не успела, раздался печальный звон.