Ирландское сердце - Мэри Пэт Келли

Я подумала то же самое о Тиме Макшейне. Он мог убить Долли и Кэрри, но до меня ему не добраться из-за подводных лодок в Атлантике.

– Выпивка и ревность свели Джона Макбрайда с ума, – рассказала Мод. – Послушать его, так любой холостой мужчина, с которым я знакома, был моим тайным любовником. И эти постоянные вопросы. Снова и снова. Почему я так долго была на митинге? Он мог разбудить меня среди ночи, чтобы начать допрашивать. О ком это я мечтаю? Роясь в моем письменном столе, он нашел письма от Уилли Йейтса, которые тот писал мне на протяжении многих лет. В ту ночь он здорово напился и смеялся, читая их. «Он звал тебя Маэвой, а сам был твоим Айлилем? Так вот как развлекаетесь вы, лендлорды? Примеряете на себя Ирландию, будто новый костюм?» – приговаривал он. Потом ему попались выражения «духовный мир» и «проникая под вуаль». Это вызвало новый приступ хохота. Он свалил все письма в кучу и поджег их. А я стояла рядом и смотрела на все это. Какой позор. Я, дочь солдата, которая лицом встречала бейлифов и констеблей, закрывавшая собой двери лачуг, которые собирались ломать тараном, не сделала тогда ничего. Потому что боялась, что он разбудит Изольду и начнет терроризировать и ее. Она всего лишь юная девушка. А он обзывал ее страшными словами. Наконец он, шатаясь, ушел в другую комнату и заснул. Я собрала обгоревшие остатки тех писем и сохранила. Я никогда не говорила Уилли, что его слова обратились в пепел. И это при том, что Джон Макбрайд, с которым я познакомилась за несколько лет до этого, тогда был просто восхитителен. Настоящий солдат, джентльмен. Никаких намеков на то, каким он станет впоследствии. Была ли я всему этому виной? Возможно, я пробудила в нем все самое худшее, бросив ему вызов, хотя и не понимала, каким образом.

– Это не ваша вина. Но я вас понимаю.

Мод остановилась и внимательно посмотрела на меня.

– Похоже, и вправду понимаете, – сказала она.

– Понимаю, – кивнула я.

Мы сидели втроем у спокойного пламени камина в доме Мод, день клонился к вечеру, темнело, на Европу опускалась ночная мгла. И что-то в этой ситуации вдруг подтолкнуло меня к разговору. Полагаю, я все еще была под впечатлением от смерти Долли. В ответ на искренность Мод я рассказала про Тима Макшейна. Раньше в разговорах с Мод я никогда не углублялась в подробности, и все, что она знала обо мне, – что у меня в жизни был свой Макбрайд. А Маргарет… Ну, она такая закрытая, что мне никогда не приходило в голову откровенничать с ней. Но сейчас все вырвалось наружу.

Годы тайных свиданий с Тимом в номере гостиницы на Стейт-стрит, годы предательства по отношению к Долли. Его попытка убить меня. Моя сестра Генриетта, объявившая меня мертвой.

– И все-таки я действительно думала, что люблю его, – закончила я.

– Неужели Макшейн и Макбрайд на самом деле изменились? Или мы все это время просто не видели, что они собой представляют? Обыкновенные алкоголики. И тираны, – сказала я.

– В Ирландии пьянство оправдывает любое поведение, – покачала головой Мод. – Как там говорят? «Воистину, виски – это сам дьявол»? Потому что человек не отвечает за то, что делает под его воздействием. – Она вздохнула. – Слава богу, что французские суды рассматривают опьянение по-иному. Достаточно доказать факт интоксикации алкоголем. Здесь не случилось бы того, что он сделал с моей сестрой Эйлин, или его грязных попыток в отношении Изольды.

Мод подлила в наши стаканы еще шерри.

– А из-за того, что по ирландским законам я не могу развестись, Макбрайд по-прежнему имеет права на Шона. На женщинах рода Гонн лежит проклятье. – Она поворошила угли в камине. – Да, так оно есть. Один из моих предков украл земли у Церкви. И священник проклял его семью, сказал, что ни одна из женщин Гонн не будет счастлива в браке. Это и сбылось.

Маргарет практически весь вечер промолчала.

Но теперь Мод обернулась к ней:

– Кирк. В Кастл-Колфилде когда-то жили Кирки. Но, вероятно, семья вашего мужа иммигрировала непосредственно из Шотландии.

– На самом деле мне об этом неизвестно, – ответила Маргарет. – Мы с Бенджамином были женаты всего несколько лет, затем он умер.

– Я вам сочувствую, – сказала я ей.

– Спасибо.

Маргарет посмотрела на Мод.

– Нас никакой священник не проклинал, но тем не менее ни моей матери, ни мне с замужеством особо не везло. Мой первый брак был аннулирован, – сообщила она.

– Вы тогда, должно быть, были совсем юной, – заметила Мод.

– Я вышла за своего первого мужа, потому что у него был дом, – пояснила Маргарет.

Я сделала глоток из своего стакана.

– Моя мать, Лиззи Бурк, была на двадцать лет младше моего отца.

– Бурк? – переспросила я. – Выходит, вы ирландка?

– Да.

– И католичка?

– Да.

– Тогда почему же вы…

Я остановилась. Никогда не видела Маргарет на причастии у отца Кевина.

– Продолжайте, Маргарет, – попросила ее Мод.

– Мой отец прожил достаточно долго, чтобы у них родилось трое детей. Умер он в сорок. Мы жили в Сент-Джо, штат Миссури, примерно в пятидесяти милях от Канзас-Сити. Мать утроилась прачкой в «Уорлд Отеле». По тем временам это была отличная работа. Потом мы переехали в Канзас-Сити. Моя мама была хорошей портнихой и думала, что сможет найти себе работу в Большом доме. Но там было множество ирландских женщин с подобными уменьями. Поэтому она перебивалась сдельной работой, шила платья для соседки, Нелли Доннели, которая жила неподалеку. Денег ей платили мало, хотя сейчас дела у Нелли идут очень хорошо. Я рвалась помогать маме, но она хотела, чтобы я продолжала учебу в школе. Мы были знакомы с одной семьей из Сент-Джо, они потом стали большими шишками в политике в Канзас-Сити. Так вот, они помогали людям. Без их помощи мы бы просто не выжили. И это при том, что в нашем доме на голоса избирателей рассчитывать не приходилось – одинокая вдова с детьми. Моя мама говорила, что стала бы дважды суфражисткой только ради того, чтобы иметь возможность проголосовать за Джима Пендергаста.

Я согласно кивнула:

– В Чикаго та же история. Руководитель избирательной кампании в округе знает, если какая-то из семей нуждается в пропитании или работе или если чей-то сын попал в беду. Мой брат и кузен – часть этой системы. И у нас всегда была возможность решить проблемы по блату.

– Повезло вам, – заметила Маргарет. – Но даже с посторонней помощью мы скатывались все дальше вниз, живя в одной комнатке в пансионе и месяцами не имея возможности заплатить за жилье. Моя мама в конце концов разрешила мне устроиться на работу. Я нашла место на складе в магазине мануфактуры Шихана. Мне тогда было всего шестнадцать. И в один прекрасный день там появился он – Ральф Данненберг собственной персоной. Ему было двадцать пять, но мне он казался уже зрелым мужчиной. Выглядел он грубовато, работал на скотном дворе, и деньги у него водились. Одинокий парень из Айовы или откуда-то еще, он поднакопил сбережений и купил себе крошечный домик в районе Саммит[160] – Саммит, 1616. Я запомнила этот адрес. Место это еще называлось Ирландским Холмом. И это в прямом смысле был большой шаг наверх по сравнению с «низами», где жили мы. В других домах на окнах там были ажурные занавески. Во многих гостиных стояло даже пианино. Предложение мне он сделал своеобразно – пригласил нас с мамой посмотреть его дом. Сказал, что там будет комната и для моих брата с сестрой, в общем, для всего нашего семейства.