Космические скитальцы - Мюррей Лейнстер

— Да, сэр, — сказал Барнс. Бордман взял микрофон.

— Говорит Бордман, — сказал он. — Мне нужна информация. Что там стряслось и почему нельзя использовать двигатели?

— Двигатели шумят, сэр. Даже ракетные. У нас приказ воспрепятствовать любым физическим вибрациям, сэр. Но мне запрещено давать подробную информацию в эфире, сэр.

— Я отключаюсь, — сухо отреагировал Бордман.

Он отодвинул микрофон. И подавил гнев. Вернер в этой ситуации воспользовался бы званием и добился информации. Но Бордман считал, что не стоит нарушать запреты ради немедленного удовлетворения любопытства, — в свое время он все узнает.

— Сажаем лодку, — раздалось через несколько минут из динамика. — Приготовиться к фокусировке.

— Готовы, сэр, — отозвался Барнс.

Маленькая шлюпка затряслась и сильно накренилась. Начала вращаться и выписывать полукружья. Постепенно они становились все меньше. Космос перевернулся вверх тормашками, и шлюпку быстро потащило к поверхности водной планеты.

Барнс сказал:

— Простите, сэр, может быть, я не в своем уме, сэр, но что-то никак не возьму в толк, с чего бы это любые вибрации и шумы могли быть вредны целой планете? Какой вред они могут причинить?

— Это же планета-океан, — ответил Бордман. — Суша вместе с населением может уйти под воду.

Юный офицер покраснел и отвернулся. “Молодежь так чувствительна”, — подумал Бордман. Когда посадочная площадка примет их, Барнс обнаружит, прав он или нет.

И он оказался прав. Впрочем, как и Бордман. Люди на Канне-3 боялись вибраций из-за страха оказаться под водой.

И страхи эти были вполне обоснованными.

Через три часа после приземления Бордман стоял на грязно-серой скале, и в каких-нибудь двадцати ярдах от него был крутой обрыв примерно в милю высотой. Далеко внизу голубело ласковое море. Бордман увидел длинную цепь лодок, двигавшихся одна за другой. Между ними было что-то протянуто — и они тащили это за собой, проплывая строго параллельно линии скал.

Бордман понаблюдал за ними, а затем вернулся к обследованию серой грязи под ногами. Он перевел глаза на внутреннюю сторону грязевого болота посреди горных вершин. Неподалеку на скале высилась мачта. На ней было установлено нечто вроде видеокамеры.

— Извините, сэр, что делают эти лодки? — поинтересовался юный Барнс.

— Оттаскивают дальше в море нефтяное пятно. Здесь недостаточно нефти, чтобы пятно сохранялось в первозданном виде. Поэтому оно стремится прибиться к суше, а они улавливают его и снова транспортируют в море. Конечно, часть нефти они все же теряют.

— Но…

— Здешние ветра дуют всегда в одном направлении, — продолжал Бордман. — И они поднимают на море сильные волны. Очень часто высота волн возле этих скал достигает сотни футов и более. Иногда образуются гребни в десять раз выше таких волн. Однажды, во время моего прошлого пребывания здесь, гребень волны захлестнул скалу! Удары волны очень сильные. Если во время шторма приложить ухо к берегу, услышите грохот, с которым волны бьются о скалы. Возникает вибрация.

Барнс озадаченно взглянул на вершину скалы, затем — на цепочку лодок, движущихся в открытый океан, волны которого отсюда представлялись не более чем рябью. Флотилия была очень длинной — не менее двадцати миль длиной.

— Пятно удерживает волны, — предположил Барнс — Оно лучше действует в глубокой воде. Древние люди знали это. Масло на воду, чтобы умилостивить бога шторма! — Он ненадолго умолк. — Неужели эти вибрации и вправду настолько опасны, сэр?

Бордман указал на внутреннюю часть суши. В четверти мили от вершины горы находилось полуразрушенное земляное сооружение. Оно было около сорока футов высотой. Его раскололи глубокие трещины от вершины до основания. И теперь оно почти рассыпалось. В одном месте большой кусок почвы частично сдвинулся, и вокруг торчали вырванные с корнем деревья. И дальше, насколько мог охватить взгляд, не сохранилось больше ни одного холма с растительностью.

Бордман остановился и зачерпнул ладонью грязь под ногами. Растер между пальцами. На ощупь она была как пластилин. Он окунул палец в жидкую грязь, посмотрел на толстый слой жижи, облепившей палец, и размазал по ладони. Барнс повторил его последнее действие.

— На ощупь — словно мыло, сэр! — воскликнул он. — Жидкое мыло!

— Да, — согласился Бордман. — И это первая из проблем.

Он повернулся к здешнему частному инспектору и указал на береговую линию.

— Насколько сильно сползли другие места?

— Намного по сравнению с этим, сэр, — ответил инспектор. — На две мили и более. Один участок постоянно опускается. Четыре дюйма в час. Еще вчера было три с половиной.

Бордман кивнул.

— Хм. Пойдемте в Резиденцию. Дело дрянь.

Он перешагнул через скользкую мешанину под ногами, направляясь к транспортному средству, доставившему их сюда. Это была необычная машина. Вместо гусениц у нее были наполовину ушедшие в землю пятифутовые винтовые цилиндры. Благодаря им машине не причиняли особых трудностей ни бездорожье, ни скользкая рыхлая почва, а если транспорт попадет в воду, то сможет плыть. Сейчас цилиндры были густо облеплены серой грязью.

По пути Бордман рассматривал участок холма над грязевым болотом. Холм казался причудливо искривленным, словно застыл, специально отлитый в причудливой форме. Легко верилось, что застывание происходило под водой в результате мощного давления, которому не могут противостоять даже камни.

Бордман забрался в машину, Барнс последовал за ним. Мощные цилиндрические винты машины, казалось, могут пройти по любой поверхности. Взметнулась грязь, не распадаясь на отдельные частички. Камней не было.

Бордман нахмурился. Вездеход более или менее держался на поверхности. Наверху все казалось почти нормальным. Почти. Горная дорога вела вниз с вершины. На первый взгляд, совершенно ровная дорога. Но от середины в стороны расходились трещины. Из одной торчало сломанное дерево. В одном месте вся дорога вспучилась, будто что-то выдавливало ее снизу. Машина переехала через разлом.

Удивительно, но ехала она спокойно, без тряски. Как будто нет никакой вибрации. Но там, где стояли сооружения, машина замедляла ход.

Вокруг домов без дела сновали люди. Некоторые смотрели на машину. Другие поворачивались к ней спиной. Еще несколько подобных машин стояли наготове, но не двигались с места. Все развернуты в направлении движения вездехода Инспекции.

Вездеход шел вперед. Ландшафт резко изменился. Рельеф стал гладким. Взору открылись необозримые дали. За сорок миль от этого места синела узенькая полосочка океана. Остров представлял собой почти идеально наклонную плоскость. Нигде не видно ни одного холма, ни одной долины, кроме крошечных канавок, образовавшихся в результате дождя. Даже они были включены в общую ирригационную систему.