Хозяйка ночи - Мартина Коул

Дэниэл взял брата за плечи, слегка встряхнул, затем посмотрел ему в глаза.

– Я был неправ, Бойси. Я ничего не смог бы сделать без тебя, брательник. Ты и я на самом деле одно целое. Без тебя я был бы ничто, брат. Есть только два человека, которыми я дорожу в этой жизни, – ты и тетка.

Бойси закусил губу, и, подчиняясь единому порыву, братья обнялись.

– Мы достанем этих уродов, Дэнни. Мы найдем их и сотрем с лица земли.

Питер Парголис стоял в клубе «Два пудинга» в Стратфорде с большим бокалом бренди в одной руке. Другой рукой он обнимал женщину по имени Синтия Молинг. Синтия была особенной проституткой. Со своим бюстом она проделывала такие веши, что бросала вызов физическим возможностям человека и удивляла даже искушенных любителей порно. Дэйви Митчелл одолжил ее развлечься на вечер своему дорогому другу, а теперь наблюдал за тем, как Парголис смакует бренди. Митчелл знал, что Парголис намеревается завладеть некоторыми заведениями в Ист-Энде, принадлежавшими близнецам, и надеялся в ходе грядущего передела урвать неплохой кусок для себя. Дэйви собирался сыграть одну из главных ролей в этой игре, иначе он не стал бы связываться с греком.

Благодушествуя после пары кружек пива, Митчелл окинул взглядом зал и увидел одного из верных близнецам людей, Дикки д'Арси. Длинный язык всегда подводил Митчелла. Решив, что это хорошая возможность подняться в глазах Парголиса, он начал дразнить д'Арси:

– Ой, д'Арси! А где же сегодня вечером близнецы? Дома с мамочкой, да? Два куска дерьма… Как поживает Бойси? Его молодая жена выглядит хреново. Наверное, обнаружила, что братья трахают друг друга в задницу?

Парголис и его люди засмеялись. Синтия – нет, она слишком хорошо знала братьев Каванаг, чтобы позволить себе смеяться над ними, да еще при всем честном народе.

– Почему бы тебе не заткнуться и не дать шанс своей заднице, Митчелл? – процедил д'Арси. – Что с тобой? Намешал виски с пивом и окосел?

Митчелл стал серьезным. Он наставил на д'Арси желтый от табака палец:

– Скажи этим двум ублюдкам, что дни их сочтены. Я не боюсь их, дружок. Тротуары провоняли ими, все вокруг провоняло ими. Скоро эти тротуары станут нашими. Передай им это от меня.

Д'Арси притворился, будто дрожит от страха, и произнес фальцетом:

– Что это за шум? Ах, так это же мои коленки трясутся! Спустись на землю, Митчелл! Ты будешь просто дохлым мясом после того, как близнецы узнают, что ты наговорил сегодня вечером. Просто дохлым мясом!

Повернувшись спиной к Митчеллу, д'Арси продолжал выпивать и разговаривать как ни в чем не бывало. Митчелл направился было к нему, но Парголис удержал его за руку:

– Потерпи, Дэйви, потерпи. Вскоре все они запоют по-другому.

Синтия Молинг закинула свою сумочку на плечо.

– Ты куда? – спросил Парголис. Синтия ответила недружелюбно:

– Как можно дальше от всех вас, дружок, вот куда. Если бы я хотела испортить отношения с семьей Каванаг, вы бы мне для этого не понадобились.

С этими словами она вышла из клуба, взяла такси и поехала домой, не заработав за вечер ни пенни, но ужасно довольная тем, что найдется много свидетелей ее ухода. Она не хотела оказаться втянутой в эту историю. Ни за какие коврижки.

Винс вышел из клуба следом за ней, насвистывая себе под нос. Он хотел связаться с близнецами до того, как они услышат о происшедшем от д'Арси или других посетителей клуба. Братья обещали Винсу за каждую порцию информации по двадцать пять фунтов, а деньги были ему нужны.

Бриони расчесала волосы и придирчиво осмотрела себя в зеркале, стоявшем на туалетном столике. Каждый раз, глядя в зеркало, она ожидала увидеть себя такой, какой была в молодости. Но, Бог свидетель, она здорово постарела за последнее время. Она почувствовала себя старой с того самого дня, когда увиделась с сыном. Несколько взбодрил ее только визит к Изабель. Ей давно нужно было встретиться с ней, ведь именно Изабель стала причиной ее многолетней печали. Она и Генри.

Бриони горестно улыбнулась. Теперь оказалось, что у нее есть внук, которого зовут Генри Дамас. Забавно, как жизнь иногда смеется над нами, а мы этого даже не осознаем. Забавно и тревожно. Интересно, как чувствовал себя Генри Дамас-старший, каждый день видя перед собой ее образ – ведь Бенедикт походил на мать как две капли воды. Вероятно, это здорово раздражало Генри – постоянно видеть ненавистный образ, будучи не в состоянии что-либо изменить. Она подумала, что Генри наверняка сделал жизнь мальчика тяжелой. А чего еще было от него ждать? Генри терпеть не мог, если им пытались управлять, а Изабель, конечно же, именно так и поступала. Это не улучшало их отношений, но Изабель и не собиралась налаживать отношения с мужем.

Кто в результате пострадал больше всех? Сама Бриони. Что бы она теперь ни делала, ее сын все равно не простит ее. Зная это, она постоянно чувствовала себя усталой и вялой.

Всю жизнь она молила Бога, чтобы он позволил ей воссоединиться с сыном. Ее мечты разбились, и ей больше нечего было ждать от жизни. Непролитые слезы защипали ей глаза. Бриони принялась яростно расчесывать волосы, вырывая целые пряди.

В спальню вошел Томми. Бриони наблюдала за ним в зеркало. Он выглядел таким веселым сегодня. Как бы ей хотелось перелить немного его энергии и живости в себя.

– Привет, Бри, смотри веселей. Совсем не похоже на тебя быть такой лежебокой!

Его голос, его слова, сказанные с такой добротой и любовью, стали последней каплей. Слезы брызнули из ее глаз. Плечи вздрогнули от рыданий.

Томми увидел, что она плачет, и бросился к ней. Повернув Бриони к себе лицом, он приподнял ее подбородок и стал покрывать поцелуями ее лицо и шею.

– Ну что ты, милая, что ты? Скажи мне, что тебя изводит? Бриони опустила голову на его плечо, вдыхая его запах и ощущая силу его тела. Сегодня ей нужна была сила, сегодня она была ей очень нужна. Только Томми мог помочь ей. Только с ним она чувствовала себя спокойно. Так повелось с самого детства.

Медленно, то и дело запинаясь, она рассказала ему о приходе сына, о своей встрече с Изабель. Томми гладил ее по спине и молча слушал. Постепенно его охватил гнев на Бенедикта и на несправедливость судьбы. Ее продали, лишили сына, и все эти годы она платила за то, в чем, по сути дела, не была виновата. Жизнь – сволочная штука, говаривала когда-то его мать, и это выражение как нельзя лучше подходило к данной ситуации. Жизнь иногда действительно оказывалась сволочной штукой.

Подхватив Бриони на руки, Томми понес ее к кровати и мягко опустил на покрывало, затем сам лег рядом и стал тихонько ее успокаивать. Они беседовали шепотом, как любовники. Томми хотел бы взять у нее все горе и переложить его на свои плечи. Он разделял ее боль, ее муки, печаль ее сердца, упрекающего жизнь в несправедливости. Затем, когда плач стал стихать, он крепко поцеловал Бриони и начал расстегивать ее платье опытными нежными руками.