Смертники Восточного фронта. За неправое дело - Расс Шнайдер

Наконец вновь стало темно, но им по-прежнему казалось, что их видно как на ладони, отчего они ощутили себя настолько беспомощными, что были готовы махнуть на свою дальнейшую судьбу рукой — мол, будь что будет. Впрочем, отчаяние вскоре отпустило их, и они отползли назад. Они не стали пытаться обойти русских стороной, а двинулись назад — туда, откуда пришли. Шрадер внимательно наблюдал за вспышками других батарей, что располагались чуть в стороне от первой. Преодолев несколько сот метров, они вновь оказались посреди белой пустыни, которую с таким трудом преодолели, и лишь потом поползли в обход, описывая широкую дугу. Двигаться, соблюдая меры предосторожности, было трудно. Оба чертовски устали и выбились из сил, однако упорно продолжали двигаться вперед. Теперь они как никогда опасались вновь набрести на русских.

Поэтому когда они вновь подошли к лесу, то посчитали это подарком судьбы. Какое-то время они отдыхали среди деревьев — лежали недвижимо, словно покойники в снегу, который здесь, в лесу, был гораздо глубже, чем на равнине.

— Мы никогда не доберемся до своих, — произнес Фрайтаг.

— Доберемся, — возразил Шрадер.

Он был рад, что, наконец, вокруг них деревья. Ни о чем другом, кроме как об этом, он не думал. Правда, и он теперь оставил всякую надежду дойти до своих позиций до наступления утра. Но в лесу пережить этот печальный факт было как-то легче.

Об этом он и сказал Фрайтагу. Того охватило странное безразличие, словно он все больше и больше погружался в мертвящую усталость. Кстати, в ней ему было даже уютнее. Боже мой, думал он, боже мой. Как ни странно, он перестал переживать по поводу того, что из-за него они не дойдут до своих до рассвета, заплутают и не дойдут, и все по его вине.

Теперь же его это больше не волновало. Наступит день, ну и что из этого? Шрадер сам так сказал. Вот и он, Фрайтаг, последует его примеру. В лесу они в безопасности, это главное. А все остальное — неважно.

В лесу снег был глубже. Он белой ватой лежал на ветках деревьев, высился сугробами между стволов и в кустарнике. Фрайтаг лежал на спине, положив голову на занесенный снегом ствол поваленного дерева. Если закрыть глаза, то ощущение было такое, будто лежишь в постели. Его клонило в сон. Впрочем, Шрадера тоже. Это была их вторая зима в России. К этому моменту их тела уже привыкли к холодам, и они знали, что даже если уснут, то насмерть все равно не замерзнут.

По крайней мере, так им казалось. Однако тревога, что по-прежнему жила в них, не давала погрузиться в глубокий сон. Ведь разве уснешь, не будучи на все сто уверенным, что проснешься. И они просто клевали носом, дремали.

Сказать по правде, именно эта мысль пришла в голову Фрайтагу, отозвавшись тугим узлом страха где-то в кишках, прежде чем он, наконец, позволил сонливости взять над собой верх.

Шрадер заговорил с ним, схватил за лицо и слегка потряс ему голову. Фрайтаг что-то промычал, и тогда Шрадер отпустил его. В конце концов, ничего страшного не произойдет, если парень немного вздремнет.

Разве это мороз по сравнению с теми лютыми холодами, которые они пережили в прошлом году? По крайней мере, он так думал.

Шрадер сидел, подтянув к подбородку колени и положив на них руки, и тупо смотрел прямо перед собой в кромешную тьму, что окружала их со всех сторон. Здесь, в лесу, белая равнина, которую они только что пересекли, представлялась ему морем света. Он смотрел перед собой, а иногда, подперев лоб ладонями, — вниз, на землю, впрочем, такую же темную, между своих сапог. Вернее, не сапог, а русских валенок, которые в данный момент он засунул в невысокий сугроб, и это почему-то дарило ему ощущение поддержки, устойчивости. Так было удобнее. Он прислонился спиной к дереву, потому что так тоже было удобнее, и сидел, устремив взгляд в никуда.

Какое-то время в голове у него не было ни единой мысли, и это тоже пошло ему на пользу. Словно он решил дать ей отдохнуть от дум и планов дальнейших действий.

Затем он посмотрел вверх, туда, где между ветвями елей мерцали звезды. Сами силуэты деревьев вырисовывались на фоне неба столь же четко и резко, как недавно руины города. В отдельных местах звезды что-то загораживало, причем тень эта постоянно перемещалась по небу. Ага, значит, оно снова затягивается тучами. Что ж, оно даже к лучшему.

В результате Шрадер вновь задумался об их с Фрайтагом положении.

Он отломал ветку, стряхнул с нее снег, воткнул в землю между валенками и впился в нее взглядом, хотя на самом деле в темноте ее не было видно. Зато он чувствовал ее левым валенком. Почему-то это помогло ему сосредоточиться. Левый валенок — это запад. Правый — восток. Север — перед ним. Юг — у него за спиной.

Ветка — это группа Волера, она пришла с юго-запада. Солдаты Волера наверняка, выйдя за передовые позиции, совершили нечто вроде рывка к окраинам города. И вот теперь все это перед ним — ветка, рывок к черте города — рядом с его левой ногой.

Два-три километра, думал он. Преодолев это расстояние, они выйдут лишь к передовым отрядам группы Волера, где-то к юго-востоку отсюда. Если судить по тому, чему они стали свидетелями ночью, вся эта местность просто кишит врагом. Кто знает, возможно, к данному моменту неприятель сумел отбросить солдат Волера назад.

Что представляют собой позиции других частей, он не знал. Еще тогда, в цитадели, Трибукайт вкратце набросал им положение вещей, однако донесения от этих частей, помимо группы Волера, поступали нерегулярно и были отрывочными. По идее, их позиции должны пролегать к западу отсюда, возможно, всего в полутора километрах, однако предположить что-то конкретное по этому поводу он затруднялся.

Как затруднялся и предположить что-то конкретное относительно леса, в котором они сейчас спрятались. Шрадер помнил, что на карте были обозначены леса, даже с названиями, однако большая их часть была разбросана то там, то здесь и не имела названий. Например, лес, в котором они сейчас находились. Он не мог вспомнить его на карте и потому не имел возможности сориентироваться относительно того или иного объекта. Впрочем, он не слишком и напрягал свою память. Господи, сколько раз им пришлось пересекать эту лесистую местность в течение предыдущего года — зимой, несколько раз весной, летом и осенью!

Им ни разу не повстречался один, большой, настоящий лес, а только редкие перелески и чахлый кустарник, в которых было нетрудно заблудиться. Он вспомнил, как они часами шли маршем через пустынные равнины и топи, вроде той белой пустыни, которую они пересекли сегодняшней ночью. Потом вдруг откуда ни возьмись на горизонте возникал лес, иногда не один, а сразу несколько, и тогда они направлялись к нему и входили под его сумрачные своды, и спустя какое-то время лес начинал казаться им таким же бесконечным, как до этого открытая равнина.

А потом неожиданно лес кончался, и они снова оказывались на голой равнине или же посреди кишащих комарами болот. За болотами вновь маячил очередной лес. Однако по мере того, как они подходили ближе, леса росли у них прямо на глазах. Стоило же войти в их чащу, как они вырастали до гигантских размеров — мрачные, зловещие, заваленные буреломом.