Крест и корона - Нэнси Бильо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Почему же вы тогда вернулись? — удивилась я.
— Настоятельница Элизабет и другие монахини были очень добры ко мне. За всю жизнь никто не относился ко мне лучше, чем они. Кроме Джеффри Сковилла. — К моему удивлению, сестра Беатрис покраснела, произнеся это имя. А затем отвернулась и сидела так, пока румянец не сошел с ее лица.
— Джеффри все мне о вас рассказал, — пробормотала она.
Кажется, я должна была бы рассердиться, узнав об этом, но почему-то не рассердилась.
— Он сказал, что вы необыкновенная, — продолжила посетительница.
— Джеффри преувеличивает, — устало сказала я. — Я самая обычная послушница.
Она принялась грызть ноготь. Я увидела, что все ее ногти были обкусаны до мяса. Поначалу сестра Беатрис показалась мне строптивой, но потом я увидела в ее глазах грусть.
— Вы обвиняете меня, сестра Джоанна? — спросила она. — Вы считаете, что все произошедшее в монастыре случилось по моей вине?
— Нет, я так не считаю.
Она кивнула, но обеспокоенное выражение не исчезло с ее лица.
— Я думаю, сестра Беатрис, — медленно сказала я, — что не стоит понапрасну тратить оставшееся нам драгоценное время на то, чтобы выискивать ошибки и понапрасну упрекать друг друга. Жизнь в Дартфордском монастыре так прекрасна. Мы должны наслаждаться ею, пока есть такая возможность.
Она поднялась с табурета:
— И все-таки в одном вы ошибаетесь, сестра Джоанна. Вы и в самом деле необыкновенная.
Я медленно, но верно выздоравливала. С помощью брата Эдмунда — и благодаря его невероятному терпению — я однажды утром смогла пройти по лазарету. На следующий день настоятельница сказала, что меня ждут в церкви.
Я воспряла духом. Я искренне верила в то, что сказала сестре Беатрис. До того самого дня, когда всем нам придется покинуть монастырь, мне хотелось истово молиться, совершать песнопения, искать восторженного единения с милосердным, мудрым и любящим Богом.
И сейчас, несмотря на слабость, я отправилась из лазарета в Дартфордскую церковь; с одной стороны меня поддерживала сестра Винифред, а с другой — сестра Агата. В церкви я опустилась на колени и предалась молитве. Хотя я пока и не могла двигаться быстро, но в тот день, и завтра, и послезавтра посещала все службы. Исповедовавшись, я почувствовала облегчение и благодарность: на душе у меня стало не так тяжело, как прежде. Брат Эдмунд наконец-то разрешил мне покинуть лазарет, сказав, что я уже могу ночевать в общей спальне. Я была рада снова лечь на свой тюфяк, хотя сердце мое и екнуло, когда я увидела пустое место у противоположной стены, где прежде размещалась сестра Кристина.
На следующий день я подошла к настоятельнице с вопросом:
— Успеем ли мы закончить гобелен сестры Елены до закрытия монастыря?
Она долго смотрела на меня и наконец ответила:
— Да, если вы возглавите работу, сестра Джоанна.
— У меня вряд ли получится, — возразила я, заливаясь краской.
— Никто, кроме вас, этого не сумеет, — твердо сказала она. — Сестра Джоанна, вы чрезвычайно одаренная послушница. Вы много читали, знаете латынь и математику, прекрасно вышиваете и музицируете, свободно владеете французским и испанским. — Она помедлила. — Я не говорила вам этого раньше, потому что боялась сделать вам больно, но моя предшественница Элизабет как-то раз сказала мне, что вы с вашими способностями и происхождением вполне сможете со временем стать настоятельницей. Она не один раз упоминала о ваших блестящих способностях.
Я удивилась и действительно слегка опечалилась… а еще была очень тронута.
— Спасибо. Приятно узнать, что настоятельница Элизабет была обо мне высокого мнения. И еще я рада, что вы тоже доверяете мне.
Я поклонилась и отправилась на поиски сестры Винифред. Та пришла в восторг, узнав, что нам разрешено продолжить работу над гобеленом.
На следующее утро мы с ней открыли гобеленную, которая была заперта со времени смерти сестры Елены. Станок и все остальное покрылось пылью. Нам пришлось потратить немало сил на то, чтобы привести оборудование в порядок, потом я внимательно изучила все шелковые нитки в корзинке, которая так и осталась стоять на полу, когда сестра Елена внезапно заболела.
Мы с братом Эдмундом видели оба гобелена Говардов, однако это не помогло нам в поисках. Теперь было ясно, что сестра Елена ничего не слышала о спрятанной короне. А вот о туннелях под монастырем ей, вероятно, было известно, и уж совершенно точно она знала о развратном поведении лорда Честера. В мифах о Дафне и Персефоне рассказывалось о невинных девушках, которых преследовали или даже погубили мужчины. На гобелене, иллюстрирующем историю Дафны, сестра Елена зашла очень далеко: она не побоялась сообщить миру о том, что случилось в Дартфорде, изобразив шелковыми нитями лицо сестры Беатрис и поместив в углу полотна настоятельницу Элизабет, воплотив ее черты в образе родителя, пытающегося спасти дочь. После убийства лорда Честера начальница гобеленной, видимо, догадалась, что это дело рук сестры Кристины: вот чем и объяснялось то возбужденное состояние, в котором она пребывала. Разумеется, в этой связи она не могла не вспомнить свою старую работу, на которой были изображены плеяды.
Я нашла один из маленьких набросков, который она создала для своего последнего гобелена. Впоследствии он был перенесен на большой лист картона, разрезанного затем на вертикальные полосы. Но даже на небольшом рисунке был хорошо ясен общий замысел.
— Ага! — воскликнула я, обращаясь к сестре Винифред. — Теперь я все понимаю. — После чего занялась подборкой шелковых нитей по цвету.
— Вы позволите вам помочь, сестра Джоанна?
В дверях стояли сестра Агата и сестра Рейчел, а за ними, опираясь на трость, сестра Анна — самая старая из всех обитателей монастыря.
— Я была послушницей, когда этот станок привезли в Дартфорд, — сказала сестра Анна. — Кажется, я еще помню секреты ремесла.
Их просьба меня порядком смутила.
— Но не могу же я руководить старшими монахинями, я не заслужила этого.
— Займите свое место, начальница гобеленной, — громко скомандовала сестра Агата и показала на табурет сестры Елены у окна.
Пришлось подчиниться: я села и начала распределять обязанности.
В тот день мы сделали очень много, а на следующий к нам присоединились еще две монахини. Они по очереди занимали места на скамьях, чтобы до закрытия Дартфорда успеть завершить последний гобелен.
Работа была закончена во вторую неделю февраля. Мы с сестрой Винифред, осторожно неся гобелен на вытянутых руках, бок о бок направились в коридор. И тут вдруг до нас донесся радостный смех.
Мы недоуменно переглянулись.
Смеялись в саду клуатра. Завернув за угол восточного коридора, мы увидели полдюжины сестер, молодых и пожилых. Они стояли посреди сада, поднимая руки навстречу падающим снежинкам.