Плавания капитана флота Федора Литке вокруг света и по Северному Ледовитому океану - Федор Литке

Между тем ветер, отходя к W, стал опять крепчать. Не видя себе здесь никакой в случае бури защиты, решился я идти к Югорскому Шару. Около полудня подняли мы паруса и к 4 часам проплыли по Массееву лагу 14 миль на О. В это время ветер сделался гораздо тише, почему и лег я на SO, чтобы, приблизясь к берегу, идти вдоль него с описью. Около 5 часов утра увидели мы землю и взяли курс вдоль нее к NW. В 7 часов утра ветер от SW стал опять крепчать. Мы старались держать как можно далее от берега, но скоро заметили, что нас приметным образом прижимает к острым каменным скалам, его окружающим. Кормщика с нами не было; он был отдан помощнику Рогозину, и потому мы, не зная где находимся, между страхом и надеждой продолжали идти вдоль берега, наблюдая внимательно, не откроется ли где место, удобное к нашему спасению.

В полдень дул крепкий ветер с большим волнением и туманом. Положение наше с каждой минутой становилось безнадежнее; если б нас прижало к тому утесистому берегу, который был у нас под ветром, то ни одному не было бы никакого спасения. В час миновали мы в нескольких только саженях на ветре лежащий в полумиле от берега конусообразный утес, называемый Парус Луда, и вслед за тем, к общей нашей радости, открылась нам между двумя каменными, крупными мысами небольшая бухта, окруженная низменным песчаным берегом. Мы тотчас в нее спустились и, не доходя до берега с полкабельтова, положили на глубине 10 футов два якоря. Ветер действовал уже не так сильно, однако же волнение из-за мысов приходило довольно большое; от сильной качки карбаса подорвало в половине пятого один из наших якорей, а с другого стало дрейфовать. Видя, что нам уже не миновать берега, поднял я якорь и, приподняв паруса, пошел прямо на песчаную низменность, в которую скоро и уперся носом. Мы тотчас принялись выгружать вещи и успели все спасти без исключения, потом вытащили и карбас на берег и расположились около него в палатках.

Мы были в совершенной неизвестности о том, где мы теперь находимся. Идя вдоль берега, видели мы в некотором расстоянии чум, в котором, по всей вероятности, находились самоеды, почему и послал я в ту сторону одного из работников. По возвращении его узнали мы, что этот чум стоит на реке Пустынной, от которой мы находились около 1½ мили к NW.

12 числа продолжался крепкий ветер между W и NW. Предвидя, что наших сил недостанет спустить опять на воду карбас, послал я в этот и следующий день находившегося у нас в работниках самоеда в близлежащие чумы для того, чтобы собрать нам в помощь земляков его, которых, однако, к 14 числу собралось только шесть человек. К счастью, около исхода третьего часа увидели мы карбас помощника Рогозина, шедший мимо нашей бухты к N, который, увидев нас, тотчас к нам присоединился. К 7 часам карбас наш был опять уже на воде.

Исправные наблюдения, которые мне удалось сделать 12 и 13 числа, показали широту этого места 69°30'10'́, долготу 60°28'.

Мы в тот же вечер отправились опять в море и во втором часу утра прибыли благополучно в Югорский Шар и расположились на южном его берегу при устье речки Никольской.

Рогозин доносит следующее об описи, произведенной им от Мединского заворота до Югорского Шара:

«2 августа по причине противного ветра и течения невозможно было производить морской описи, почему я пошел с мерой от самой оконечности Мединского заворота по южному берегу этого полуострова. Берег этот составляет северный предел губы Перевозной, которая к югу ограничивается Перевозным Носом, лежащим от Мединского заворота на SSO в 12 милях. В малую воду Перевозная губа почти совершенно осыхает, пересекаясь тогда одной только рытвиной, простирающеюся извилинами от устья реки Перевозной, в вершину губы впадающей, к Мединскому завороту. Рытвина эта, или промой, обязанный, вероятно, происхождением своим течению, стремящемуся из реки Перевозной, называется также Перевозной речкой. Она имеет ширину от 100 до 150 сажен. По ней можно проехать на карбасе и в малую воду, имея по обе стороны сухие отмели. Река Перевозная течет из озера Пимендуй, имеющего в окружности до 15 верст.

К вечеру дошли мы с магистралями до ручья, отстоящего от реки Перевозной в двух милях, через который в брод перейти было невозможно; потому и побрели мы через отмель, уже покрытую водой, к нашему карбасу, который, между тем, прибыл к речке Перевозной. К полуночи вошли мы на нем в реку и расположились ночевать в палатках.

На другой день поутру отправились к SO вдоль берега Перевозной губы, имеющего высоту около одной сажени, покрытого травой и весьма отмелого. Мы не могли держаться к нему ближе 3 и 4 верст, но и в этом расстоянии несколько раз становились на мель и в исходе второго часа поутру обмелели совершенно и должны были, укрепив карбас подпорками, дожидаться на нем прилива, ибо вязкий, иловатый грунт не позволял перебраться на Перевозный Нос, находившийся уже недалеко. В малую воду простиралась во все стороны от нас на большое расстояние сухая отмель, а в одном кабельтове к S видна была такая же речка, какая простиралась от устья реки Перевозной. Речка эта была продолжением реки Пильно Горло, стекающей в 1½ милях к W от Перевозного Носа. В час пополудни стянулись мы с мели и, поднявшись несколько по речке Пильно Горло, один изгиб которой подходит вплоть к Перевозному Носу, пристали к последнему.

Перевозной Нос составляет западное плечо губы Хайпудырской, подобно как Синькин Нос – восточное ее плечо. Мыс этот покрыт тундрой, имеет высоты от двух сажен и издали представляется в виде круглого холма.

Взяв отсюда потребные пеленги и определив широту места 68°46'45'́, отправились мы поперек устья Хайпудырской губы к Синькину Носу. Хотя мне и предписано было описать эту губу кругом, но я не мог исполнить этого потому, что отмель, от берегов простирающаяся, не позволяет подойти к ним с карбасом нигде ближе 8 верст. Для береговой же описи потребовалось бы гораздо более людей и средств, чем те, какими я мог располагать. По этой причине должен я ограничиться сообщением об этой губе того, что мог узнать от нашего кормщика.

Название губы этой, равно как и реки Хайпудырской, в нее впадающей, и леса того же имени, растущего в верховьях этой реки, происходит от самоедских слов хайвы – «грех» и падра – «лес». Самоеды считают тот лес состоящим под влиянием злых духов, потому что, невзирая ни на какие приметы, всегда в нем блудят. По этой причине решили они деревьев из него никогда не вырубать, а проезжая мимо, в некотором определенном месте приносить всегда в жертву оленей.

В Хайпудырскую губу с западного берега впадают три реки: Сясега, Сямаега и Хановайская, которые все в устье очень узки и мелки, но далее вверх довольно глубоки. Река Хайпудырская, впадающая, как выше сказано, в самую вершину губы, больше трех первых. В нее идет с моря прямой фарватер, которым во всякое время можно в нее въезжать на карбасе. На восточной стороне губы, кроме незначащих ручьев, нет никаких рек.

Мы приехали к Синькину Носу в половине девятого вечера. В устье Хайпудырской губы имели мы глубину от 3 до 6 сажен, один только раз около середины устья встретили 9 футов. Синькин Нос от Перевозочного лежит OSO в 10 милях. Берег около него тундренный, отрубистый, высотой от 3 до 4 сажен; у воды во многих местах есть каменные луды.