Сжигая мосты - Юлия Гатальская

Всматриваясь в её красивое лицо, приглядываясь к её манере двигаться, говорить, улыбаться, я понял, что перемены в Веронике были не только внешними. Передо мной стояла абсолютно другая женщина, уверенная в себе, в своих силах, в своей привлекательности, недоступная и такая далёкая, полная загадок, непредсказуемая и чужая, но настолько прекрасная, что я не мог оторвать от неё свой взгляд, свой истосковавшийся по чему-то настоящему взгляд.

Мне нестерпимо захотелось поговорить с ней, просто перекинуться несколькими словами, поздравить с открытием выставки, и я, прочистив горло, вмиг пересохшее от волнения, позвал её по имени.

Она обернулась не сразу, будто бы пыталась понять, не показалось ли ей, но когда наши взгляды встретились, я чётко прочитал в её глазах удивление и даже некоторое подобие страха.

– Марк, – почти прошептала она, а я всё пытался поверить, что передо мной Вероника, а не её усовершенствованный и идеальный клон, – что ты тут делаешь?

– Присматриваю себе картину, – ляпнул я первое, что пришло в мою затуманенную происходящим голову.

Я продолжал рассматривать свою бывшую жену, будто бы пытаясь выбить в памяти её прекрасный образ, зная наверняка, что подобный случай представится мне не скоро. Она смотрела на меня так растерянно, что я почувствовал мизерную крупинку надежды, что она хоть немного рада меня видеть. Вдохновлённый отсутствием холодности и ненависти в её взгляде, я не удержался от комплимента, которые готовы были срываться с моего языка бесконечно, хотя я давно научился контролировать свои эмоции.

– Ты выглядишь сногсшибательно! – только и сказал я, стараясь не переборщить.

Передо мной стояла незнакомка, смутно напоминающая мать моей дочери, поэтому я аккуратно выдавал фразы, прощупывая почву и пытаясь понять, какой теперь стала Вероника Новикова. Я внимательно вглядывался в её лицо, стараясь не упустить ни единого мимолётного движения, ни одной тени в её взгляде, которые могли бы дать мне хоть малейшее представление о её реакции на меня. И на какую-то долю секунды мне показалось, что простой комплимент из моих уст немного смутил её. Я успел заметить едва проступающий сквозь лёгкий макияж привычный румянец, такой родной и внутренне улыбнулся, радуясь, что способен вызывать в Веронике не только ненависть. Подобное открытие слегка придало мне уверенности, и я даже позволил себя улыбнуться по-настоящему, открыто и искренне, продолжая смотреть ей в глаза.

– Спасибо, – тихо ответила она, умело давя в себе смущение, которое мне с таким трудом удалось разглядеть. – Ты тоже неплохо сохранился.

Ответный комплимент был скорее похож на издёвку, и я в очередной раз убедился, что эта новая Вероника не имеет почти ничего общего с той, которая когда-то была моей женой, или очень умело притворяется.

– Хочешь чего-нибудь выпить? – не успел я договорить вопрос до конца, откуда ни возьмись нарисовался Волков и я тут же почувствовал себя идиотом. «А на что ты надеялся? Что она будет одна ждать твоего прозрения?» – мысленно поддел я самого себя.

Несмотря на то, что Волков демонстрировал мне свои права на Вероника всеми доступными ему способами: обнимая её своими ручищами за талию и целуя в волосы, я продолжал искать в её глазах ответы на незаданные вопросы и, к своему огромному разочарованию, нашёл. Вероника так нежно посмотрела на Волкова, что у меня не осталось ни одного хотя бы крошечного сомнения – она любит его.

Это открытие буквально убило меня снова, я почувствовал, как тупое ржавое лезвие боли пробирается в моё сердце миллиметр за миллиметром, выдавливая из него жизнь и способность чувствовать. В который раз. И поделом мне, нечего было слюни распускать и тешить себя пустыми надеждами, необоснованными, ничем не подкреплёнными надеждами, несмело плавающими на поверхности моего разума, не позволяющими мне сойти с ума от потери смысла существования.

– Нам пора, – слащаво промямлил Волков, настолько наигранно и самодовольно, что мне даже не пришлось сомневаться в том, что он наслаждается моей болью.

– Да, – ответила Вероника, цепляясь за руки этого деревенщины, а у меня в памяти встала картина того вечера, когда она отдавалась ему, распростёртая на кухонном столе.

– Марк, – вдруг произнёс этот ублюдок, глядя на меня таким взглядом, будто бы он только что выиграл у меня золотую олимпийскую медаль в равном бою, хотя боя-то, по сути, ещё и не было, было всего лишь поражение по моей глупости, такое, когда сам себе забиваешь гол. Глупое поражение на пустом месте.

– Сергей, – вернул я ему взгляд, вложив в него столько решительности, сколько у меня и не было. Я интуитивно ощущал, что Волков всего лишь показывает свою уверенность, что этой уверенности у него нет и вряд ли она появится, и это укрепляло моё мужское эго. Пусть думает, что я ему соперник, пусть знает, что я вернулся в игру, так он быстрее сможет показать своё истинное лицо Веронике и, если мне повезёт, наделает глупостей.

– Прощай, – бросила на прощание Вероника, а я вновь почувствовал всю беспроглядность моего существования.

Я был почти уверен, что она счастлива с ним, во всяком случае, она выглядела счастливой, а я просто не имел права вновь рушить её счастье, вмешиваясь в её личную жизнь. Теперь было абсолютно ни к чему обманывать себя, задвигая чувства к бывшей жене в дальний угол моего сердца, теперь можно было честно признаться, что я люблю её и всегда любил.

Она изменилась, стала такой недосягаемой, что я никак не мог понять, как к этому относиться. Хотя, чего греха таить, эта новая Вероника буквально в один взгляд заставила меня прочувствовать что-то такое, чего я никогда не чувствовал. Не чувствовал потому, что был недостаточно взрослым, мудрым, не чувствовал, потому что не умел ценить что-то на самом деле важное, не чувствовал, потому что стремился к пустым целям, сулящим достаток и благополучие, но не стоящим, по сути, и выеденного яйца. Теперь, когда я уже точно знал, что на самом деле достойно внимания, на что нам стоит направлять всю свою энергию, эти чувства удесятерились, причиняя невыносимую боль. Я ощущал боль, потому что знал, что все мои открытия теперь будут жить только во мне, что мне не с кем их разделить.

Стоит ли упоминать, что в ту ночь мне никак не удавалось уснуть. Мрачные мысли безысходности путались с новыми ощущениями, которые заполняли мою телесную оболочку, напоминая тем самым, что я ещё способен чувствовать. Я никогда раньше не задумывался над тем, как человек может перестать бороться за свою любовь только потому, что желает счастья объекту своих грёз. Мне, законченному эгоисту, подобная жертвенность казалась никчёмной, никому не нужной и глупой. Когда-то я сделал всё, чтобы добиться своего, добиться Вероники, потому что любил её. Мне повезло, она отвечала мне взаимностью, но даже несмотря на это всегда нашёлся бы кто-то, кто хотел её так же, как и я. Мне никогда бы не пришла в голову мысль о том, что Веронике с кем-то другим будет лучше, что с кем-то она может быть более счастливой. Я был молод, думал только о себе и собственнически относился к ней, поэтому ни разу даже не помыслил о том, чтобы оставить попытки влюбить её в себя.