Вот идет цивилизация - Уильям Тенн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но в том другом мире, в том другом 2089-м, человек вроде него может стать владыкой черного рынка, властелином хаоса. Он получит возможность устанавливать собственные правила и выбирать тех женщин, которых пожелает. Что ж, теперь, раз эти слабаки уперлись в стену, оказавшись не в состоянии продолжить род человеческий, все кончено? Нет, он из другого теста.
Мак понял, кто на самом деле правит этим другим миром, прочтя документ, запечатанный в металлическом цилиндре. Наверняка заправилы черного рынка даже не читали его. По всей видимости, добиваясь разрешения на проведение эксперимента, ученые попросту одурачили их; до этих глупцов даже не дошло, что изменение течения времени перечеркнет само их существование.
В этом другом мире существуют свои проблемы, но, конечно, жизнь там бьет ключом по сравнению с тем, откуда он прибыл. Да, именно так: его мир вяло умирает; альтернативный мир голодает, но упорно борется с судьбой. Он заслуживает того, чтобы получить свой шанс.
Придя к выводу, что он способен на поступок, Альбин почувствовал гордость.
Машина времени материализовалась рядом с зеленым пультом. Альбина не волновало присутствие всех этих военных вокруг, поскольку он знал, что они не успеют заметить его. Он увидел на пульте единственный красный рычажок. Рычажок, который регулировал курс ракеты. Пора! Всего один шаг, и он окажется в чрезвычайно интересном мире!
Мак Альбин отвел маленький красный рычажок от себя.
Щелк!
Пора! Всего один шаг, и он окажется в очень приличном мире!
Макс Альбен потянул маленький красный рычажок на себя.
Щелк!
Пора! Всего один шаг, и он окажется в чрезвычайно интересном мире!
Мак Альбин отвел маленький красный рычажок от себя.
Щелк!
…потянул маленький красный рычажок на себя.
Щелк!
…отвел маленький красный рычажок от себя.
Щелк!
…на себя.
Щелк!
…от себя.
Щелк!
ПОСЛЕСЛОВИЕ
У меня были две постыдные причины для написания этой истории, и третья, которая может считаться умеренно приемлемой. Во-первых, мне долгое время хотелось использовать заглавие, намекающее на сюжетную линию из поэмы Т. Элиотта «Пустой человек».
Вот так кончается мир.
Не с треском, но всхлипом.
Во-вторых, я долгое время пытался наметить свой собственный путь в описании парадокса путешествий во времени – как говорится, reductio ad absurdum.
И в-третьих, независимо от того, как история была изменена, независимо от того, как она раздваивалась, «герой рассказа» по-прежнему сохранял проницательность. Масса людей по-прежнему будет вести жизнь, наполненную тихим отчаянием.
Написан в 1956 г., Опубликован в 1956 г.
Ну, вы же знаете Джорджа.
Только что в комнате не было ничего, утверждает он, кроме него самого, его ТВ, его видеомагнитофона и венецианского окна, из которого видно полгорода, а уже через мгновенье появилась красивая рыжеволосая девушка в чем-то вроде блестящего красного комбинезона. Она парила в воздухе у него над головой. Не на самом деле парила, не плавала, а типа лежала, раскинув ноги, и глядела на него вниз. Ну, вы же знаете Джорджа.
Она издавала мелодичные звуки, говорит Джордж, или, может, что-то еще издавало эти звуки, словно маленький синтезатор, которого одолела икота. А потом девушка исчезла.
Джордж говорит, около трех секунд все было спокойно – только он сам, его ТВ, его видеомагнитофон, – потом снова икота, икота, и вот уже она сидит на кушетке рядом с ним, в красном переливчатом комбинезоне и с умопомрачительно длинными ногами.
Думаете, он растерялся? Считаете поди, что, если девушка таким вот образом возникнет в вашей комнате, у вас язык должен присохнуть к гортани?
Но вы же знаете Джорджа.
– Может, немного джина и самую малость вермута?
Девушка удивленно вытаращила на него глаза, открыла рот и кивнула.
– Оливок у меня нет, – продолжал Джордж, вставая. – Зато есть такой классный зеленый лук… Тебе понравится.
Девушка снова кивнула и потерла что-то у себя на груди. Между прочим, очень симпатичной груди, говорит Джордж.
– Ты очень добр, – сказала она. – По правде говоря, я этого не ожидала. Ты очень, очень добр.
– Почему бы и нет? – сказал Джордж.
Смешивая у бара выпивку, он внимательно разглядел гостью. Она все еще таращилась на него – большие карие глаза и очень симпатичная грудь. Красный комбинезон на самом деле вовсе не был комбинезоном, заметил он. Да и цвета он был не красного, говорит Джордж, а что-то наподобие красного, если вы понимаете, что он имел в виду. Я – нет. Джордж говорит, все это напоминало розоватый туман, который подрагивал над выступающими частями ее соблазнительного тела. И в этом тумане через каждую пару дюймов неожиданно то возникали, то исчезали крошечные розовые шишечки. Никаких застежек он не заметил.
– Джордж Райс? – спросила девушка неуверенно. Голос у нее тоже приятный, глубокий, с придыханием – тот, что называют грудным. – Ты Джордж Райс?
– Точно. Ты нажала на правильную кнопку, – ответил Джордж. – Тебе нужен Джордж Райс, малышка, и вот он перед тобой, Джордж Райс, собственной персоной.
Он поставил поднос со стаканами на свой навороченный столик, или как там у него эта штука называется, рядом с кушеткой. Видеомагнитофон все это время прокручивал через ТВ «Касабланку», ну, он его выключил.
Девушка взяла свой стакан, сделала глоток, скорчила гримасу и кивнула. Хлебнула еще раз и снова кивнула.
– Я – Антуанетта Доннелли. Это… какой год? Тысяча девятьсот девяносто четвертый? Тысяча девятьсот девяносто пятый?
– Пока еще девяносто четвертый, – ответил Джордж. Теперь он разглядел ее как следует; бесспорно, девушка была хороша чертовски. – Ты путешествуешь во времени, я правильно понимаю?
– Первый раз. Самый первый.
– Ты, что ли, изобретатель путешествий во времени?
– Одна из них, – ответила девушка.
Она опустила стакан и некоторое время пристально разглядывала стекло, поворачивая то так, то эдак. Потом слегка вздрогнула, сделала долгий выдох и повернулась к Джорджу. Она сидела, твердо упираясь ногами в пол, не так, как обычная девушка сидела бы на кушетке, вся изогнувшись, ну, вы понимаете, о чем я.
– Нас пятеро, – объяснила она. – Я – самая молодая, самая здоровая, самая уравновешенная. И у меня есть очень веская причина, чтобы отправиться в первую логически обоснованную область, которую мы себе наметили, – в это время и это место.