Неукротимая Сюзи - Луиза Башельери

Такие подробности в конце концов убедили Жиля Жиро, но при этом вызвали у него еще большее удивление.

– Но как… – пробормотал он, – как могло получиться, что вы оказались здесь, на этом острове, на другом конце света?

– Это уже совсем другая история, причем очень печальная. Я плыла на судне, которое направлялось на остров Бурбон…

– Вы потерпели кораблекрушение?

– Нет. Наше судно взял на абордаж пират по имени Джеймс Плейнтейн. Он и его люди перебили весь экипаж и отправили наше судно на дно. Увидев, что я женщина, он привез меня сюда, где у него целый гарем…

– Так вы…

– Меня он еще не трогал, потому что сразу же снова отправился в море в поисках добычи – что, кстати, не сулит ничего хорошего таким судам, как ваше…

– Мы направляемся в Индию, но собираемся сделать остановку у острова Бурбон, – сообщил Жиль Жиро. – Судно наше называется «Меркурий», я – его капитан, и, поверьте мне, я сумею позаботиться о безопасности его груза и экипажа!

– Желаю вам удачи, помощ… э-э… капитан, но имейте в виду, что и более опытные моряки потеряли в схватке с этим пиратом все – даже свои собственные жизни!

– Мсье… э-э… мадам, что лично вы сейчас намереваетесь делать?

– Мне хотелось бы, чтобы вы взяли меня на свое судно, мсье. Вам ведь известно, что я обладаю кое-какими знаниями и навыками в навигации. У меня довольно большой опыт пребывания в море, так как я однажды совершила путешествие до самой Луизианы. В общем, я не стану для вас слишком большой обузой. Я сойду с вашего судна на острове Бурбон, где наверняка найдется корабль, на котором я смогу вернуться во Францию.

– Мы с радостью примем вас у себя на борту, мсье… э-э… мадам. А в Сен-Поле, в котором мы бросим якорь, у вас будет возможность снова встретиться с капитаном Ракиделем, который…

Жиль Жиро запнулся, услышав, как из горла Сюзанны вырвался сдавленный стон.

– Увы, мсье, этого быть не может! – сокрушенно покачала головой Сюзи. – Томас Ракидель мертв.

Капитан «Меркурия» нахмурил брови и возразил собеседнице:

– При всем моем к вам уважении, мадам, должен вам заметить, что это неправда. Если, конечно, совсем недавно не произошло какое-то трагическое событие и если Ракиделя не свалила смертельная болезнь буквально в последние несколько недель… Дело в том, что, когда «Меркурий» делал остановку у острова Горе[162], чтобы принять там груз камеди и кож, мы слышали в тамошнем порту рассказы о его геройствах от моряков, которые совсем недавно сталкивались с ним на острове Бурбон…

– О его геройствах? Они сталкивались с ним на острове Бурбон?

– Значительная часть экипажа его судна, как вы только что и сами сказали, погибла, но он продолжал сражаться… Какой-то юнга – ловкий и сообразительный – сумел спустить на воду шлюпку, а перед этим еще и развести огонь в различных уголках судна. Этот огонь очень быстро распространился по всему кораблю и напугал тех, кто его захватил, и они, как крысы, бросились наутек обратно на свое судно. Ракидель, юнга и еще какой-то третий человек воспользовались этой суматохой и уплыли прочь на шлюпке. Они плыли на ней в течение нескольких дней, ориентируясь по звездам и утоляя жажду морской водой, пока наконец не добрались до порта Сен-Поль. Там они сейчас и находятся. Хотите верьте, хотите нет, но именно такую историю я слышал от моряков… Которая, впрочем, не очень увязывается с судьбой, которая постигла вас…

Сюзи, выслушав рассказ Жиля Жиро, едва не потеряла дар речи и самообладание. Чувствуя, что ноги у нее ослабели, она с ошеломленным видом опустилась на колени на песок, с трудом веря тому, что услышала, и не решаясь дать волю охватившей ее радости. Ракидель жив! И Жан-Батист жив! Да, и он тоже жив, потому что упомянутым Жилем Жиро ловким и сообразительным юнгой мог быть только он! Но кто же был третьим? Сюзи спросила об этом своего собеседника.

– Да вы его знаете, мадам, потому что он был врачом на «Шутнице»…

– Так это Николя Гамар де ла Планш?

– Именно так.

В этот момент Сюзанне невольно захотелось уверовать в то, что само Провидение печется и о ее собственной судьбе, и о судьбе тех людей, которых она любит.

– Судя по тому интересу, который вы, мадам, проявляете к капитану Ракиделю, вас с ним что-то связывает, да?

– Еще как связывает, мсье: Ракидель – мой муж. Кстати сказать, упомянутый вами юнга – мой брат, а врач – мой друг…

Жиль Жиро не выказал по данному поводу ни малейшего удивления.

– Ну что ж, мадам, мы доставим вас на остров Бурбон, и я рассчитываю воспользоваться вашим пребыванием на борту для того, чтобы услышать подробный рассказ об удивительных событиях, происшедших в вашей жизни после того, как мы расстались…

– Вы обо всем узнаете, мсье. Я очень признательна за вашу доброту, тем более что я не в состоянии заплатить за свое пребывание на судне: сундук, в котором лежало мое состояние, пропал во время пиратского нападения на «Зимородок». Он сейчас либо в руках Плейнтейна, либо на дне этого океана.

Сюзи пошла к морю вслед за капитаном Жиро, чтобы сесть на шлюпку и отправиться к «Меркурию». Это судно, стоящее на якоре неподалеку от острова, хорошо просматривалось на фоне чернильно-черного неба, но казалось при этом кораблем-призраком. Чтобы покинуть остров, нужно было найти канал, прорубленный в барьере из кораллов, тянущемся вдоль всего берега.

Жиро запретил зажигать факелы, которые, конечно же, облегчили бы поиск пути к судну: он не хотел, чтобы экипаж заметил присутствие в лодке еще одного человека, тем более что этим человеком была женщина, похожая на аборигенку, облаченная всего лишь в кусок материи, с босыми ногами, слегка загоревшей кожей и распущенными волосами.

Когда находившиеся в шлюпке люди поднялись на борт судна (а затем туда подняли и саму шлюпку), «Меркурий» снялся с якоря и продолжил свое плавание по направлению к острову Бурбон.

Сюзанну упрятали в отдельную каюту в надстройке, находящейся в носовой части судна. Подобная изоляция ее вполне устраивала: ей нужно было побыть наедине со своими мыслями, поразмышлять о своей судьбе и изложить на бумаге рассказ о событиях, происшедших в ее жизни после захвата «Зимородка» Плейнтейном и его людьми.

Известие о чудесном спасении Томаса Ракиделя, Жана-Батиста и Николя Гамара де ла Планша зажгли в ней огонек надежды, которому она, однако, не хотела позволять разгораться очень сильно: это известие вполне могло быть всего лишь выдумкой, поскольку, как она знала, матросы любят сочинять всякие удивительные истории и склонны придумывать себе различных героев. Она, как и апостол Фома, отказывалась поверить в чудо до тех пор, пока не увидит его собственными глазами[163].