В царстве тьмы. Оккультная трилогия - Вера Ивановна Крыжановская

Невыразимая грусть звучала в голосе и чувствовалась в его взгляде. Побледневшая Мэри дрожала, как в лихорадке, и, широко открыв глаза, вдруг подошла вплотную, жадно вглядываясь во взволнованное лицо доктора.

— Это он!.. Мертвые оживают, и он в рядах избранных, потому что на его голове сверкает пламя… А я несчастная, я… я проклята!.. — запинаясь бормотала она, закрывая лицо руками и опускаясь на колени.

Мэри вздрагивала от судорожных рыданий, но доктор поднял ее, усадил на скамью и, крепко сжимая ее руку, прошептал:

— Любишь ли ты еще меня?

— Да, люблю. Но я связана с адом, и пропасть разделяет нас навеки, — отрывисто проговорила она.

В глазах доктора вспыхнуло выражение глубокого счастья.

— Если любишь, то еще ничто не потеряно. Хотя я всего только жаждущий света, а не избранник, каким ты меня считаешь, но все же при помощи наставников мне уже неоднократно удавалось ограждать тебя от смертельной опасности, и я твердо надеюсь спасти тебя. Теперь я расскажу тебе историю моего чудесного «исцеления», но ты должна обещать мне хранить тайну, потому что для мира я умер навсегда.

Он вкратце передал ей все происшедшее с тех пор, как упал под пулей барона, и закончил так:

— Надейся, Мэри, и будь тверда. Подобно Орфею, я сойду в ад и отниму тебя у демонов. Ужасное прошлое сгладится, и счастливое, спокойное будущее вознаградит тебя за все пережитые муки.

С блестевшими глазами слушала Мэри и, не веря своему счастью, порою думала с трепетом, что видит все это во сне. Потом сознание, что любимый и долго оплакиваемый человек жив, наполнило ее чувством величайшего блаженства. Забыв обо всем, она вся отдавалась блаженному очарованию, слушая чудный, убаюкивающий ее голос, который считала умолкшим навеки, не чувствуя при этом ледяного прикосновения демонических духов и не обращая внимания на собравшуюся около нее угрожающую толпу. В ней пробудились надежда и сила снова бороться за свое счастье. После часовой беседы они расстались, и воспрянувшая духом Мэри с блаженной улыбкой на устах пошла к ожидавшему у ворот кладбища экипажу.

Заторский вернулся домой озабоченным и взволнованным.

Объяснение с Мэри наполнило его счастьем, но вместе с тем и страхом. Он-то понимал, насколько трудна и опасна борьба с адом, которую ему надлежало предпринять, чтобы освободить любимую женщину, и сознавал, что ставкой в предстоящей борьбе будет ее жизнь.

Он сел у окна и достал из портфеля портрет Мэри, данный ею в день их объяснения, — единственное воспоминание о том вполне счастливом дне. Князь тогда еще нашел его и сохранил для того, кого спасал помимо его воли. Доктор весь ушел в созерцание чарующего образа Мэри, которую знал невинной и веселой, а теперь несчастная была «сестрой Ральдой», служительницей ада… Удастся ли ему спасти ее? Сумеет ли она забыть этот ужасный период своей жизни и очистится ли вполне от грязи, запятнавшей ее душу?

По мере того как его мысли углублялись в прошлое, перед ним вставал образ баронессы, пробуждая стыд, отчаяние и вину: ведь он стал причиной гибели Мэри. Не поддайся он постыдному рабству этой распутницы, опутавшей его преступной и грязной страстью, никогда карающая пуля барона не сразила бы его, а нищета не толкнула бы Мэри в тенета Ван дер Хольма.

Поглощенный своими мыслями и воспоминаниями, он не заметил, как приотворилась дверь. Не слышал он и приближающихся легких шагов, пока наконец дрожащий голос не шепнул ему на ухо:

— Вадим Викторович!..

Доктор вздрогнул, и у него невольно вырвался подавленный крик: так давно никто не называл этим именем индуса Равана-Веда. Он проворно повернулся и увидел бледную, взволнованную Лили. Глаза ее сияли радостью, по щекам текли слезы, и она, протягивая к нему руки, прошептала:

— Дядя Вадим, это ты? Сердце не обмануло меня. Но не бойся, я буду нема как могила, украшенная именем доктора Заторского.

— Лили, крошка моя, ты узнала меня, несмотря на внешнюю перемену, сделавшую меня почти неузнаваемым? Отблагодарю ли я тебя когда-нибудь, дорогое дитя, за привязанность и память, которую ты сохранила к забытому всеми, чужому человеку? — тихим голосом спросил Заторский, привлекая к себе девушку.

— Глаз твоих нельзя было изменить, дядя Вадим. Я сразу узнала тот добрый и нежный взгляд, который глядел на меня во время моей болезни в детстве. Конечно, это чудо, неслыханная тайна — увидеть тебя живым после того, как видела в гробу, но я благодарю Бога и Пресвятую Деву за твое спасение и за то, что с моего папы снято такое тяжкое преступление, как убийство. Последние мои сомнения рассеялись, когда сейчас я увидела в твоих руках портрет Мэри.

Лицо доктора омрачилось.

— Над моей бедной Мэри висит большая опасность, и не знаю, удастся ли мне спасти ее!

— Да, она очень изменилась, стала странной, а горе сделало ее атеисткой. Но твоя любовь спасет ее, дядя Вадим, потому что для истинной любви нет препятствий — могущество ее безгранично.

— Разве ты знакома с любовью, что говоришь о ней так уверенно? — с улыбкой спросил Заторский.

Лили подняла на него ясный и чистый взор.

— Да, дядя Вадим, мне знакома любовь. Я люблю солнце, согревающее все, что ищет его лучей, и не знаю, достойна ли я его любви. Ты догадываешься, о ком я говорю?

— Да, ты любишь Елецкого. А почему бы и ему не любить тебя?

Лили покачала головой.

— Могу ли я быть настолько самонадеянной, чтобы рассчитывать на внимание такого высшего существа, принявшего великое посвящение? Но он бесконечно добр и снисходителен к такой ничтожной девчонке, как я. И то уже будет счастье, если он останется, как и теперь, моим наставником и учителем в оккультных науках. Замуж я никогда не выйду и отдамся исключительно развитию в себе сокровенных сил, особенно врачебного магнетизма. А со временем я устрою на свои средства убежище для женщин и девушек, которые, подобно мне, пожелают посвятить себя уходу за больными.

— Значит, если князь сделает тебе предложение, ты откажешь ему? — лукаво спросил доктор.

Яркая краска залила прозрачное личико Лили.

— Что ты говоришь, дядя Вадим? Неужели я смогу сказать «нет», чего бы он от меня ни потребовал? Тем более если он предложит мне такое счастье, при одной мысли о котором у меня кружится голова.

Заторский от души рассмеялся и сказал:

— Послушай, Лили! А может твой папа войти сюда и поймать нас на такой интимной беседе? Он тоже не должен ничего знать, и для него я остаюсь