Обольщение по-королевски - Дженнифер Блейк

Но Анджелина почти не замечала весь этот калейдоскоп звуков, красок и разнообразных запахов: гниющих овощей, свежей зелени, свежевыделанного меха, лука, чеснока, перца, гвоздики и других многочисленных пряностей. Взгляд Анджелины был прикован к стремительно движущейся фигуре служанки. Она увидела, как Мария остановилась у розовощекой немки, торгующей огромными головками золотистого сыра, и к ней вдруг приблизилась закутанная с головы до ног в плащ с капюшоном из дешевой шерстяной ткани женщина, которая незаметно взяла из рук служанки корзину с едой. Анджелина так была занята наблюдением за происходящим на ее глазах, что не заметила тощего кота, вьющегося у ее ног. И наступила на его хвост. Кот заорал благим матом. Анджелина, испугавшись от неожиданности, отпрянула в сторону и задела локтем искусно построенную на прилавке пирамиду апельсинов, которые посыпались в разные стороные, прыгая по мостовой. Два маленьких мальчика, притаившихся рядом, бросились за ними. Торговец завизжал несвоим голосом, и моментально на рынке воцарилась суматоха, поднялся невообразимый шум. К тому времени, когда инцидент был исчерпан, и все успокоились, Марии и Клэр уже и след простыл.

Неужели они заметили ее, Анджелину? Или их моментальное исчезновение было лишь простой предосторожностью? Но почему Клэр все еще пряталась? Неужели она знала, что Рольф и его свита в Новом Орлеане, или ее заставляет прятаться от людских глаз раскаянье — своего рода самобичевание? Так какова же причина столь странного поведения Клэр — страх или стыд?

Анджелине внезапно сильно захотелось увидеть Рольфа и все ему рассказать. Это желание было столь непреодолимым и настоятельным, что она даже остановилась посреди улицы, ошеломленная такой неожиданной переменой своего отношения к принцу. С каких это пор ее доверие к Рольфу стало таким совершенным и безоговорочным? И если она может довериться ему в этом случае, то почему бы ей не довериться принцу и в другом — в том, что касается ее будущей судьбы?

Поймав на себе любопытный взгляд няньки, ведущей одетого в бархатные короткие штанишки малыша с легким обручем в руке, она продолжила свой путь, правда, понятия не имея, куда и зачем она идет. Она миновала церковь Святого Людовика и сад Святого Антония рядом с ней. Анджелина шла, ощущая восторг от внутренней свободы, но вместе с тем в ней росло чувство замешательства и удивления над собственной глупостью. Она вдруг отчетливо осознала, что надежности и защищенности она не найдет нигде и никогда. То, что это можно обрести в браке, казалось ей теперь иллюзией, о чем свидетельствовала судьба вдов всего мира — одиноких и обездоленных. Единственную надежную крепость имело смысл отыскать или построить в самой себе, чтобы стойко и мужественно противостоять всем бедам и несчастьям этого мира, оставаясь твердо стоять на ногах, вне зависимости от того, одержишь ли ты победу или потерпишь поражение.

Как только такой бастион внутри себя будет возведен и укреплен, можно смело выходить к людям, чтобы встретить их с любовью и дружеским доверием. Люди же малодушные, те, кто склоняется при первом же вызове судьбы и нуждается в постоянном комфорте и поддержке, не способны ощутить горького, но и бодрящего вкуса славы, которым наслаждается тот, кто одиноко противостоит всему миру или вступает в смертельный поединок с равным противником, будь то мужчина или женщина.

Когда Анджелина наконец осознала, где же она находится, перед ней возвышалось здание Французской дипломатической миссии, построенное из серого камня и оштукатуренного кирпича. В миссии в эти часы проходила церемония утреннего приема посетителей.

На ступенях вдоль парадной лестницы стояла шеренга слуг в ливреях, их начищенные пуговицы горели золотом в лучах весеннего солнца. Вереница экипажей и карет вытянулась на несколько кварталов, некоторые же посетители — более скромные по своему положению к достатку — подходили к зданию пешком. Леди в роскошных утренних туалетах, и мужчины во фраках, высоких стоячих воротничках и вышитых жилетах торжественно всходили по ступеням вверх к массивной двухстворчатой двери, распахнутой сейчас настежь.

Снаружи было видно, что в помещении горело множество канделябров, игравших бликами в шелковых занавесях и драгоценностях присутствующих дам.

Толпа посетителей, видневшаяся в проеме дверей, терялась дальше в тени просторного помещения; тех же, кто устраивал прием и кого почтительно приветствовали гости, не было видно. Анджелина видела только, как входящие мужчины низко кланялись, а леди делали глубокий реверанс.

Кто еще мог бы удостоиться чести всеобщего поклонения, кроме представителя королевского дома? Кто мог устроить подобный пышный прием, кроме Рольфа?

А сама она сделала хоть раз перед нем реверанс за все время их знакомства? Нет, даже на званом вечере в момент их первой встречи. Это обстоятельство показалось Анджелине многозначительным. Было ли все дело в ее гордыне? Или в упрямстве? Часто, очень часто она вообще забывала, что он принц. Он ничем не напоминал ей о своем высоком положении, а сейчас вдруг это обстоятельство приобрело решающее значение. Она, Анджелина, не принадлежала к его кругу. И потому совершенно неважно было, что она наконец решила сказать ему о своем страстном желании остаться с ним, с наследником королевского трона Рутении. Нет, такое признание было бы ошибкой с ее стороны. Она не обрела бы ни крупицы счастья в положении подвешенности, вечного парения на грани, невозможности стать частью его мира. Она была бы слишком зависима от него во всем, она превратилась бы в конце концов только в его любовницу — не более того, и перестала бы принадлежать самой себе.

А когда его страсть к ней пройдет, что тогда? Если она сейчас испытывала гнетущую, разрывающую ее душу боль — и это всего после нескольких недель близости! — то что будет с ней, когда они станут жить отдельно, спать отдельно после проведенных вместе месяцев, а, быть может, лет?

Нет. Лучше положить этому конец сейчас. Избрать самой наилучший путь для него и для себя, прежде чем он это сделает сам.

Повернувшись, Анджелина быстро направилась прочь. И ничего не было удивительного в том, что в этот решающий момент своей жизни она совершенно забыла про Клэр.

Дверь маленькой спальни Анджелины распахнулась настежь, и Мария переступила порог, держа в руках поднос, накрытый мятой салфеткой. Вдова и мадам де Бюи сели за ужин, соблюдая местный обычай, сразу же как стемнело. Поскольку темно на улице было давно, Мария, по-видимому, успела уже убрать со стола и вымыть посуду, прежде чем соблаговолила принести поесть Анджелине.

— Вам следовало бы зажечь свечу, — сказала служанка после небольшой паузы. — Я чуть ноги в темноте не переломала.

— Мне нечего разглядывать.

— Хандрите, да? Вы что же, считаете, что вам должны были разрешить поехать сегодня вечером на бал?

— На бал? — переспросила Анджелина. — Сегодня вечером?

— Конечно. И не говорите мне, что вы не знали. Только об этом в доме и велись разговоры с того самого дня, когда мадам вернула пришедшие на ваше и ее имя два пригласительных билета. А сейчас они с сестрой отправились посмотреть на съезжающихся гостей. Сама мадам была сначала против этой прогулки — потому что, чем реже она видит принца, тем лучше для нее. Но ее сестра изголодалась по подобным зрелищам и настояла, чтобы они обе пошли поглазеть немного на гостей.