Эльфийские хроники - Жан-Луи Фетжен

Горлуа опустился на землю. «Мои лучники знают, что делать», — сказал ему Гаэль. Ему, Горлуа, оставалось только надеяться на то, что это правда.

Башня карликов, похожая на торчащий из земли огромный сучок и устремившаяся в сиреневое небо, освещаемое садящимся солнцем, казалась заброшенной. С ее вершины не доносилось ни малейшего шума, не пробивался свет, не было заметно ни малейшего движения. Возможно, эту первую встретившуюся на пути отряда Махеоласа башню карлики и в самом деле покинули. Она стояла ближе всего к Черным Землям, и это давало карликам достаточно оснований для того, чтобы дать отсюда деру. Впрочем, карлики не имели обыкновения оставлять врагам свои сооружения неповрежденными, кем бы ни были эти враги. А эту башню, похоже, никто и не пытался разрушить.

Она представляла собой странное сооружение, очень сильно отличающееся от построенных людьми башен и донжонов, которые Ллиане доводилось видеть в прошлом. Данная башня имела коническую форму (ее ширина у основания составляла добрую дюжину шагов, а в районе вершины — всего лишь несколько локтей, и поэтому, пожалуй, даже горстки защитников хватило бы для того, чтобы отбивать атаки на нее одновременно со всех сторон). Ее стены вздымались вверх почти отвесно и были довольно скользкими из-за того, что ее покрывала серая глина. Однако что делало ее действительно странной — так это отсутствие каких-либо отверстий в стенах: ни дверей, ни бойниц. Эдакий каменный конус, вздымающийся над землей на высоту в два перша и чем-то похожий на чей-то зуб.

Карлики, по-видимому, попадали в эту башню по какому-то подземному туннелю, вход в который, наверное, находился где-нибудь в укромном месте среди скал. Вряд ли стоило пытаться его найти. Он мог находиться на расстоянии аж нескольких льё отсюда, поскольку карлики вообще любили рыть подземные ходы…

Все омкюнзы, притаившись за скалами на расстоянии полета стрелы от башни и рассматривая ее, осознали, насколько полезными могут быть сейчас для них те приставные лестницы и веревки с крюками, которыми они запаслись на форпосту орков. Взбираться по стенам башни без использования каких-либо подручных средств было делом немыслимым, тем более что у защитников крепости была хорошая позиция для того, чтобы стрелять сверху в нападающих из луков и сбрасывать на них тяжелые камни. Правда, в данном отношении лестницы мало что меняли, но они все же давали кое-какие шансы на успех… При условии, конечно, что нападающих много и что они смогут стрелять из луков по защитникам башни так интенсивно, что те не смогут даже и высунуться из-за верхнего края башни. Однако нападающих насчитывалось всего лишь десять.

Даже Махеолас, боевой опыт которого был почти нулевым, осознал, что придется дождаться наступления темноты и затем попытаться застать защитников башни врасплох.

Он один из всего отряда отвернулся и перестал обращать на башню внимание. Усевшись в стороне от всех остальных на расстоянии ста шагов за одной из скал, он стал смотреть в небо, ожидая с возрастающим нетерпением наступления темноты. Ему подумалось, что будет очень даже хорошо, если башня окажется неприступной. Пусть карлики убьют как можно больше воинов его отряда, пусть прольется как можно больше крови, пусть не удастся спастись никому! Они вдвоем с Ллианой, воспользовавшись суматохой, которая начнется во время штурма башни, смогут удрать, чтобы затем пройти через Агор-Дол и добраться до равнины. До начала схватки оставалось несколько часов — а может, счет уже пошел на минуты, — и у него с каждой секундой все больше и больше сжимался желудок — вплоть до того, что возникали позывы к рвоте.

Удрать из Черных Земель… Он только об этом и думал с тех самых пор, как угодил в плен. В течение тех месяцев, которые он провел здесь, ему доводилось и испытывать жуткий страх, и быть свидетелем невиданных ужасов, и совершать поступки, низость которых до сих пор вызывала у него отвращение. Все это было, однако, ерундой (так, просто неприятными воспоминаниями, которые постепенно стирались из памяти) по сравнению с теми несколькими мгновениями, в течение которых на него был обращен взгляд Повелителя. Даже в данный момент, когда у него наконец появилась реальная возможность удрать, уже от одного лишь воспоминания об этом взгляде он начинал испытывать не только душевную, но даже и физическую боль. Он страдал при этом не столько от страха, сколько от чувства того, что совершает преступление и что, предав Того-кого-нельзя-называть, он навсегда погубит свою жизнь. «Никто не может обманывать Повелителя…» Слова, которые он сам произнес, обрекая погонщика мулов на смерть, теперь звучали в глубине его сознания, как приговор самому себе. Эта башня карликов, эти скалы, эта ночь, полная различных шорохов, были для него рубежом, повернуть после которого назад уже не представлялось возможности. Нужно было принимать решение: сбежать или остаться… Что произойдет с ним в первом и что произойдет с ним во втором случае?

Раз присматривать за ними был отправлен отряд гоблинов, то, значит, Кхук ему, Махеоласу, не доверяет — если только сам Повелитель не разгадал его замысел и не отдал командиру омкюнзов соответствующий приказ. Он, Махеолас, смог заставить командира этого отряда подчиниться ему и отослал этот отряд обратно в Черные Земли, однако та легкость, с которой этот гоблин согласился с его доводами, вызывала теперь у него подозрение, что где-то вокруг них притаились и другие такие отряды, которые подсматривают за ними и которые готовы в любой момент в случае необходимости схватить его и увести обратно в Нарагдум… Все остальные из его отряда для них не представляют никакой ценности. Кто они такие? Всего лишь эльфы, всего лишь люди… Только лишь ради него было задействовано столько воинов! А если бы он еще и выдал Ллиану, то есть рассказал бы всем, кто она такая на самом деле? Может, он это еще и сделает, если ситуация вдруг станет для него критической.

Возле него по каменистому склону неожиданно прокатилось несколько камешков, и затем рядом с ним появился и пригнулся к земле чей-то силуэт. Махеолас не смог различить, кто это. Уже наступила ночь — темная и пасмурная. Более подходящей ночи для нападения на башню и быть не могло… Да, нужно совершить нападение. Нужно действовать так, как было договорено.

— Это я, — послышался тихий голос Ллианы. — Тебе нужно отдать какие-то распоряжения, а то отряд уже начинает нервничать.

Махеолас сделал глубокий вдох, чтобы подавить охватившее его волнение, а затем привстал и бросил взгляд на башню, разглядеть которую в темноте было уже не так-то просто.

— Приведи сюда ко мне одного из гоблинов — любого, на твое усмотрение… Я поручу ему возглавить штурм башни. Это ему польстит.

— Ты и в самом хочешь ее штурмовать?

— А разве мы не для этого сюда пришли?

Ллиана отпрянула назад: Махеолас не смог подавить ни дрожь в своем голосе, ни свой гнев, который заставлял его голос дрожать.

— Насколько я вижу, в башне нет ни души, — сказал Махеолас, понижая голос. — Но это не имеет значения… Если за нами кто-то наблюдает, нужно делать вид, что мы готовимся к штурму.

Ллиана ничего не сказала в ответ. Ход ее мыслей был отчасти таким же, как и у этого подростка-человека. Какой бы властью ни обладал Махеолас и какими бы полномочиями ни наделяла его черная одежда, которую он носил, появление отряда гоблинов на их пути свидетельствовало о том, что вряд ли командир омкюнзов слепо верил Махеоласу. Впрочем, он мог просто беспокоиться о безопасности юного жреца, однако в данном случае результат для них двоих получался одинаковым.