Ложная память - Дин Кунц

Где заканчивается вымысел и начинается действительность? В этом и состояла сущность игры.

Доктор расхаживал вокруг большого стола, стараясь угадать, кто же сегодня победит — Крокетт или Капоне, его черная пижама-ниндзя издавала шелковый свистящий шорох. Р-рат-тл-р-рат-тл, гремели кости в стаканчике.

* * *

Если бы дизайнеру задали вопрос, то он сказал бы, что в качестве образца было избрано современное бистро, итальянский модерн. Это не было бы прямой ложью, даже лицемерием, но ответ был бы не по существу. Все это глянцевое темное дерево и черный мрамор, все эти гладкие полированные поверхности, подсвечники из янтарного цвета оникса в форме вульвы, длинная фреска стойки бара, изображающая джунгли в стиле Руссо, где растительность куда пышнее, чем бывает в действительности, а из-под усыпанных дождевыми жемчугами листьев глядят таинственные кошачьи глаза, — все это говорило об одной и только одной теме: о сексе.

Половину помещения занимал ресторан, а другую — бар; разделяла их массивная арка, по бокам которой стояли колонны красного дерева на мраморных постаментах. Сейчас, ранним вечером, когда трудящийся люд еще только начал расходиться из своих контор, бар был заполнен молодыми одиночками, которым богатство позволяло свободно распоряжаться своим временем. Они были, пожалуй, агрессивнее, чем охотящиеся лесные кошки. Зато в ресторане было совсем свободно.

Официантка проводила Дасти и Марти к расположенному у стены столику. У стоящих рядом с ним кожаных кресел были такие высокие спинки, что посетители оказывались фактически в отдельном кабинете, открытом лишь с одной стороны.

Марти нелегко было заставить себя отправиться в такое людное место, рисковать тяжелым унижением в том случае, если ее настигнет там непреодолимый приступ паники. Но то, что последние приступы, случившиеся после того, как она покинула офис доктора Аримана, были сравнительно несильными и непродолжительными, придало ей смелости.

И, несмотря на то же самое опасение публичного унижения, она предпочла бы поесть здесь, а не в своей собственной кухне. Ей было трудно заставить себя пойти домой, где неубранный хаос в гараже пристыдит ее, напомнив о безумном, невероятном намерении избавить дом от потенциального оружия.

И еще сильнее, чем гараж и другие напоминания о том, как она потеряла власть над собою, ее пугал автоответчик, дожидавшийся в кабинете. На нем, и это так же точно, как то, что Хэллоуин бывает 31 октября, записано сообщение от Сьюзен, датированное вчерашним вечером.

Чувство долга и честь не позволяли Марти стереть ленту, не прослушав ее. Она не была даже способна перепоручить эту мрачную ответственность Дасти.

Но прежде чем она будет способна выслушать этот любимый голос, будет готова взвалить на свои плечи эту великую вину, которая ей наверняка будет предъявлена, ей следовало подкрепить свою храбрость. И немного набраться силы духа. Как законопослушные граждане, они следовали совету лейтенанта Бизмета: бутылка пива «Хейникен» для Дасти, «Сьерра-Невада» для Марти.

С первым же глотком пива она приняла валиум, несмотря на то что на аптечном пузырьке было напечатано недвусмысленное предупреждение: не смешивать бензодиазепин с алкоголем.

Проживи тяжелую жизнь и умри молодым. Или в любом другом случае все равно умри молодым. Вот такой перед ними открывался выбор.

— Если бы только я позвонила ей вчера вечером… — сказала Марти.

— Ты была не в том состоянии, чтобы звонить. Ты была просто не в состоянии помочь ей никоим образом.

— Может быть, услышав это в ее голосе, я смогла бы найти силы для того, чтобы оказать ей помощь.

— В ее голосе ты ничего не услышала бы. Ни того, о чем ты думаешь, ни сильного проявления депрессии, ни отчаяния, которое привело бы к желанию покончить с собой.

— Мы никогда не узнаем этого, — без выражения сказала она.

— А я знаю точно, — настаивал Дасти. — Ты не услышала бы в ее голосе нотки отчаяния, потому что она не совершала самоубийства.

* * *

Несс был уже мертв. Чересчур ранняя случайность, катастрофа для защитников Аламо!

Благородный законник был убит скрепкой для бумаг. Доктор убрал крохотный пластмассовый труп с доски. Чтобы определить в каждый момент игры, которая из армий будет стрелять и какое оружие будет использовано, Ариман прибегал к сложным вычислениям по формуле, а в основе расчета лежали числа, выпавшие после броска костей, и вынутая наугад из колоды игральная карта.

Оружие было двух видов: скрепки, выпускаемые из резиновой рогатки, и стеклянный шарик, который наносил грозные удары с помощью большого пальца игрока. Конечно, эти два простых устройства могли означать множество разновидностей ужасных смертей: от стрелы, от ружья, от пушки, от охотничьего ножа, от томагавка, рассадившего лоб…

Как ни прискорбно, в природе пластмассовых игрушек не было заложено возможности совершить самоубийство: для Америки и ее жителей было жестоко оскорбительным даже предположение о том, что такие люди, как Дэйви Крокетт и Элиот Несс, могли даже подумать о том, чтобы покончить с собой. Поэтому в этих настольных играх не хватало столь полезного качества.

В большей игре, где вместо пластмассы были настоящие плоть и кровь, вскоре должно было произойти еще одно самоубийство. Должна была оборваться жизнь Скита.

Поначалу, когда доктор затевал эту игру, он полагал, что Холден «Скит» Колфилд окажется звездой первой величины, что, погрязший в резне, он дойдет до заключительного кровопролития. Его лицо будут показывать во всех программах новостей. Его странное имя окажется увековеченным в преступной легенде и будет упоминаться с таким же отвращением, как и имя Чарльза Мэнсона.

Однако, вероятно, потому что его мозг был с самого детства обожжен множеством наркотиков, Скит оказался неинтересным объектом для программирования. Его способность к концентрации — даже в состоянии гипнотического транса! — была очень слабой, к тому же очень трудно оказалось сохранять в его подсознании остаточное влияние кодовых стихов, определяющих его психологическое состояние. Вместо обычных трех сеансов программирования доктору потребовалось работать со Скитом целых шесть раз, а потом еще возникла необходимость провести несколько более коротких поддерживающих сеансов — никогда прежде ему не приходилось делать ничего подобного, — во время которых он повторил установку сбойных фрагментов программы.

Временами Скит оказывался полностью доступным для управления сразу же после того, как слышал кодовое имя «доктор Ен Ло», и Ариману не было необходимости проводить его через хокку. Угроза безопасности, возникающая в результате такого чересчур свободного доступа, была невыносимой.

Скорее раньше, чем позже Скит должен был, фигурально выражаясь, угодить под скрепку. Ему предстояло умереть во вторник утром. А уж после этого вечера наверняка.

На костях выпало девять очков. Из колоды карт выглянула червовая дама.