Машина пробуждения - Дэвид Эдисон

Слуга попытался захлопнуть дверь, но Купер поймал ее. Никсон мрачно кивнул и протянул свою маленькую руку.

– Пора сваливать, придурок. Розовая телка уже давненько ждет в лодке, но тебе стоит поспешить.

Дом вновь заходил ходуном.

Купер умоляюще посмотрел на Тэма.

– Земля дрожит. Сестра твоей госпожи очнулась от одеревенения. Меня порезали и привязали к телу. Умирающие не могут Умереть, и… я должен кое-куда отправиться. – Купер помедлил и поморщился, прежде чем продолжить: – Какой же я болван! Бесполезный тупица! Я же знаю тебя по легендам, юный Тэм Лин[44]. Ты хоть знаешь, что про тебя написана баллада? Если я не уйду прямо сейчас, никаких баллад больше никогда уже не будет.

Тэм поджал губы и указал на прислоненную к стене особняка шаткую лестницу, которую можно было перебросить через канал и использовать в качестве моста. На противоположной стороне, за причалом, вглубь Неподобия убегала узкая улочка.

– Спасибо. – Купер вышел из тени дома на озаренную светом утра площадку и оглянулся на слугу.

Рыжие, как шерсть лисы, волосы, зеленый костюм с застегнутым на все пуговицы камзолом. Руки Тэма, сжимавшие дверь, заметно тряслись, он смотрел куда-то вглубь дома. Затем он обернулся с тоскливым выражением на лице и покачал головой.

– Просто уходи, пока еще можешь, Купер. – С этими словами бард закрыл дверь, и щелчок замка положил конец их беседе.

– Идем, – сказал Купер Никсону, опуская хлипкую лестницу над каналом.

Неребенок быстро перебежал по ней на другой берег и с нахальной улыбкой уставился на толстяка.

Переулки Неподобия не были оживленными в этот час, но глаза тех немногих прохожих, кого они встретили, лихорадочно блестели. Уличный музыкант, прислонившийся к купающейся в утреннем свете белой стене, смотрел на свою гитару так, словно в той было полно змей. Цветочница несла корзинку на сгибе руки и приветливо улыбалась, но цветы ее увяли и потемнели, а она была слишком занята тем, что отхаркивала какую-то черную извивающуюся пакость, чтобы обращать на них внимание. Два человека, выглядящие как родные братья, стояли по разные стороны трехфутового котла, где кипело ароматное масло; они жарили лепешки, а затем наполняли их свежими хладогурцом и луком, но при этом ни на секунду не сводили глаз с масла. Никсон прихватил пару лепешек, когда проходил мимо, но братья, словно зачарованные, продолжали смотреть в котел.

– Сесстри действительно ждет нас на лодке? – спросил Купер, прежде чем взять и оценить на вкус протянутую Никсоном добычу.

Мальчишка только кивнул – его рот был полон жареного хлеба и овощей.

Дожевав, Никсон вытер руки о передник пожилой женщины, стоявшей в дверях своего дома и отчаянно вращавшей головой, но, кажется, боявшейся сделать хотя бы шаг. С кончиков ее пальцев сочилось какое-то жидкое дерьмо. Купер и его гид свернули на узкую улочку, над которой были натянуты бельевые веревки.

– Знаешь, я всегда мечтал жить на лодке, – произнес Никсон, заткнув большие пальцы рук в шлевки своих коротеньких штанишек.

– Да ну? – недоверчиво сказал Купер.

Никсон скорчил рожу.

– Разумеется, нет, идиот. Всю свою жизнь я мечтал только об одном, – хохотнул немальчик и перепрыгнул через лужу. – Мой одноклассник как-то сказал, что за время нашей совместной учебы голосовал за меня не менее двадцати раз, когда я избирался то на одну ученическую должность, то на другую. Я, дружище, очень хорош в том, чтобы добиваться того, чего хочу. – Никсон прикусил губу. – Жаль только, не настолько хорош, чтобы удержать полученное в своих руках. Вот мы и пришли.

У причала дожидалась баржа. За штурвалом тихо стояла бочкообразная женщина, а пожилой мужчина с длинными желтовато-седыми волосами и испачканной супом бородой махал Куперу рукой. Никсон переминался с ноги на ногу, ему не терпелось как можно скорее отправиться в путь.

– Познакомься с капитаном Боул, – сказал он Куперу, кивая на квадратную женщину. – Она доставит нас в самую гущу событий.

– Привет-привет, синяя птица! – совершенно по-девчачьи помахал рукой старик, радостно улыбаясь Куперу. – Наконец-то ты проснулся.

– Ну да! – согласился Купер. – А что, было как-то иначе? Едва он успел подняться на борт, как баржа отчалила.

– Даже не спрашивай, Купер, – раздался из-за спины капитана голос Сесстри. Она сидела на ящике, скрестив ноги и привалившись спиной к деревянной сараюшке, служившей капитанской каютой. На коленях у нее лежала книга, а на уголке губ дымилась коричневая сигарилла. – Даже. Мать его. Не спрашивай.

Старик потянул себя за желтую бороду.

– А разве так не бывает со всеми нами, сын мой? Все мы порой бываем иными и непроснувшимися.

– Не спрашивай, Купер, – сказал Никсон, закатывая глаза и тоже запрыгивая на грузовой ящик. – Ничего. Мать его. Не спрашивай.

Кубическая женщина, стоявшая у штурвала, сконфуженно пробубнила, продолжая вести судно по узким каналам Неподобия:

– Ты уже успел побывать на борту «Яркой». Только тогда ты лежал в мешке, а на голове у тебя была основательная шишка.

– Правда? – посмотрел на капитана Купер; та выглядела… семижильной, вот, пожалуй, подходящее слово. – А когда?

Сесстри подалась вперед и ногой сбросила одну из своих книг за борт баржи.

– Сказала же тебе, – произнесла розоволосая, прежде чем вернуться к своему чтению; поза ее казалась непринужденной, хотя воняло от нее сейчас, как от мусорной шаланды.

Старый матрос широко развел руками и провозгласил:

– Мистический делирий, безумная страсть!

Капитан Боул кивнула в его сторону:

– Старина Уолтер присутствовал при этом. Мы отвезли тебя в Ля Джокондетт менее чем три ночи назад.

– А, ну спасибо вам за это. Это мне очень… помогло?

Сесстри скорчила гримасу.

– Ты не злишься? – спросила Боул. – Не оскорблен? Не жаждешь мести?

– Приятно познакомиться, Уолтер. – Купер принял ладонь старого безумца и от всей души пожал ее, прежде чем ответить капитану: – Нет, капитан Боул. Мирам приходит конец. Или что-то вроде того. То, что вы были причастны к моему похищению… Что ж, что было, то прошло да быльем поросло.

Боул как-то двусмысленно качнула головой.

Старик одарил Купера заговорщической улыбкой, а в глазах его отражалось желтое пламя факела.

– Делю я полуночные оргии с юными и танцую я с теми, кто танцует, да пью с теми, кто пьет.

– Звучит неплохо. Кого-то цитируешь? – спросил Купер; во всяком случае, ему показалось, что это цитата.

Уолтер выпятил грудь:

– Слова моей книги – ничто, но суть ее – все.