Дочь Сталина - Розмари Салливан

В феврале 1982 года Светлана приехала в Нью-Йорк к Розе. Когда они ужинали при свечах с музыкой Генделя, играющей на заднем плане, раздался телефонный звонок. Звонил британский философ сэр Исайя Берлин. Он спрашивал Светлану. Роза была потрясена, услышав голос этого великого человека, который совершил путешествие в Россию, чтобы встретиться с Анной Ахматовой. Светлана объяснила, что Берлин — ее друг, с которым она познакомилась в 1970 году. Он был в Нью-Йорке, и она хотела обсудить с ним свой переезд в Англию. Он был одним из тех людей, кто мог сказать, что для нее будет лучше, в чем она очень нуждалась в тот момент.

Светлана сказала Берлину, что хочет вернуться к интеллектуальной жизни — очень странно, что под суровым культурным давлением в СССР было легче вести насыщенную интеллектуальную жизнь, чем в США, где она пятнадцать лет словно спала на ходу. Берлин ответил, что она должна начать снова писать. Но писать не об Америке, а вернуться к самому началу и взглянуть на всю свою жизнь целиком. Она должна писать о семейной жизни со своим отцом. Но Светлана ответила, что проблема в том, что «у нее не было никакой семейной жизни». Отец никогда «не интересовался тем, что она делает, хотя она очень хотела, чтобы все было по-другому. Но если уж быть честной, то она тоже не интересовалась тем, что делает он». Оказавшись с отцом вместе, они все больше молчали, только иногда он взрывался гневом.

Когда Светлана сказала, что могла бы стать компаньонкой для какой-нибудь британской пенсионерки, Берлин ответил, что это несколько затруднительно, поскольку ее представления о жизни в Лондоне устарели: «Я не могу представить вас в декорациях первого и последнего актов «Богемы». Но он согласился, что она должна попытаться стать как можно более незаметной в Англии. Британцы ценят конфиденциальность. Берлин предложил Светлане послать рекомендательное письмо Хьюго Бруннеру, его редактору в издательстве «Chatto & Windus», предупредив ее, что в отношениях с издательствами лучше сохранять здоровый скептицизм. Тогда возможная публикация станет приятным сюрпризом.

Шестого апреля Светлана уехала в Лондон, чтобы встретиться с Хьюго Бруннером, который нашел ее очаровательной и неотразимой. Она рассказала ему, что у нее есть два проекта: сборник рассказов об Америке, который станет разминкой перед большой книгой, существующей пока только в проекте, — длинной автобиографической работой, которую она пока не могла точно определить. Бруннер написал для нее письмо, необходимое для получения визы:

8 апреля 1982 года

Миссис Лана Питерс, которая желает жить и работать в Великобритании, является известным и успешным писателем. Она продолжит свою карьеру в нашей стране. Сейчас она работает над двумя книгами, и мы намереваемся опубликовать обе.

Роза снабдила Светлану адресами своих друзей, у которых она могла остановиться в Лондоне. Они с Филипом познакомились с ними, когда были миссионерами в Уганде. Среди них был Терри Уэйт, которые тогда служил помощником архиепископа Кентерберрийского, а через несколько лет стал известен всему миру, когда, при попытке разрешить кризисную ситуацию в Ливане, его самого похитили и продержали в заключении почти пять лет.

По случайному совпадению Роза как раз навещала друзей в Кембридже, когда приехала Светлана. Их дети учились в квакерской школе, называвшейся школа «Френдз» и находившейся в соседнем городке Саффрон Уолден. Роза подумала, что Светлана, возможно, заинтересуется этой школой. Назначив встречу с директором школы Уэйтом, Светлана и Роза поехали в Саффрон Уолден в пасхальное воскресенье. Светлане очень понравилось здание школы, которому было уже двести лет, а директор показался симпатичным. Светлана писала Алине Берлин, что квакеры, которые были более либеральными, относились к происхождению Ольги не просто терпимо, а даже безразлично, тогда как в Америке даже подозрение на русские корни вызывало «в некотором роде национальную истерию». По ходатайству Уэйта Ольга была принята. Светлана решила, что теперь будущее выглядит более стабильным. Она работала с издателем. Из его восторженных писем Светлана заключила, что она стала протеже Берлина. Ольга сдала экзамены в школу «Френдз». Им оставалось только дожить до осени.

Но тут у Светланы начались проблемы с визой. Сэр Исайя писал своему другу Фрэнсису Грэхем-Гаррисону, характеризуя ее как «обладающую чувством собственного достоинства, серьезную, умную, немного меланхоличную (ничего удивительного в ее обстоятельствах) леди, достаточно представительную и обаятельную». Могло показаться, что она держит себя как «принцесса какого-нибудь маленького немецкого двора» или как «знатный вельможа, сосланный на чужбину», но он читал ее книги, и она действительно талантлива. Его письмо заканчивалось словами: «Мне хотелось бы найти человека, который поймет затруднительное положение миссис Питерс и увидит, какой она благородный и трогающий душу любого человек. Я не вижу причин, по которым нельзя позволить ей приехать и пожить здесь какое-то время, но я должен проконсультироваться с вами». Грэхем-Гаррисон послал письмо в Министерство внутренних дел Великобритании, и Светлана получила британскую визу.

К первому августа Светлане удалось продать дома в Лоренсвилле и в Пеннингтоне и вернуть большую часть своих денег. Друзья Розы нашли ей квартиру в Кембридже, которую она могла себе позволить снимать. В конце августа Светлана и Ольга улетели в Британию, чтобы начать новую жизнь.

Светлана поселилась в квартире 12-В по Чосер-роад. Дом принадлежал доктору Роберту Денману, профессору земельной экономики в Кембридже. Здание было сырым и унылым, типичным английским викторианским домом, навевавшем клаустрофобию. Зато позади него был большой и красивый сад, который спускался к ручью. Чосер-роад находилась на окраине города, и путь к центру лежал мимо ботанического сада вдоль извилистого потока. Квартира Светланы располагалась в чердачной мансарде и словно вышла из девятнадцатого века. Маленькая, без центрального отопления, она действительно могла служить декорацией к «Богеме». Горячая вода остывала в трубах, а холодный ветер задувал из вентиляционных отверстий, расположенных за газовой плитой. В письмах к Розе Шанд Светлана шутила, что новое жилье напоминает ей «старую Россию». «Очень много воспоминаний и очень холодно». В доме было еще две квартиры, в которых жили пожилой библиотекарь-ирландец на пенсии, который всегда приглашал ее на чашечку чая, и супружеская чета из Южной Африки с двумя детьми.

Ольга жила в школе, в пансионе, и Светлана приезжала на поезде или на автобусе, чтобы забрать ее на выходные. «Френдз», основанная в 1702 году как квакерская школа, славилась своим интернациональным составом учащихся. Ее здание возвышалась над средневековым рыночным городком Саффрон Уолден с его узкими улочками и переулками, где дома теснились, как дружелюбные соседи. Вначале, испуганная новым окружением и пытающаяся скрыть свою неуверенность Ольга пыталась оставаться американкой. Будучи ультрапатриотичной, она жаловалась, что все вокруг ненавидят американцев. Ее раздражало, что англичане не празднуют День благодарения. Но через несколько недель она уже была в восторге от новой школы. К удивлению Светланы, она даже стала говорить с акцентом кокни, чтобы быть совсем как британцы.