Покушение - Александр Беляев

— Ну и слава богу, что не был, — удовлетворенно ответил Круклис. — А то прямо страшно делается, сколько вокруг оказалось бы всяких мерзавцев. Значит, будем считать, что эта пройдоха охмурила в своих интересах ни в чем не повинного человека. В этом, я тебе скажу, тоже есть определенный смысл. Ну а как выглядит этот связник-проводник, которой привозил Барановой письма в Кострому?

— По биографии тоже чист. Коренной костромич. На транспорте работает с тридцатого года. По работе характеризуется положительно. В плену, в окружении не был. На оккупированной территории не проживал. Родственников за границей не имеет. Сам за границу никогда не выезжал. В сорок первом году был ранен при бомбежке. По инвалидности невоеннообязанный, — сообщил Доронин.

— Тоже хорошо, — одобрил Круклис. — А как попал в сети Барановой?

— Этого пока не знаем. Но с ней он практически не встречается.

— А как же передает письма?

— Привозит в Кострому, письмо перекладывает в чистый конверт и отправляет на главпочту до востребования, уже на ее имя, — ответил Доронин.

— Ну мошенница! И тут на всякий случай себя обезопасила! — не удержался от восхищения Круклис. — Но ведь хоть раз-то они встретились? Ведь когда-то она должна была научить его этой хитрости?

— Это, очевидно, можно будет узнать только от него или от нее.

— Пожалуй, — согласился Круклис. — Но тоже пока их трогать не станем. И будем терпеливо ждать развертывания дальнейших событий.

— Есть еще одно сообщение, уже несколько другого рода, — продолжал Доронин.

— Давай, — согласился Круклис.

— Местность, в которой вы были под Новый год у партизан, освободили. Мы сразу же связались с Центральным штабом партизанского движения и вышли на бывшего командира отряда. Он жив-здоров, на днях со всякими отчетами прибудет в Москву. Попросили его сразу же дать о себе знать.

— А ты знаешь, Владимир Иванович, я об этой истории, что у партизан произошла, пока был в Риге, много раз вспоминал, — задумчиво сказал Круклис. — И даже мысль была — по пути в Москву хоть на полдня заскочить к ним. Жаль, что время не позволило. Но почему-то думается, что все, что там произошло, непременно связано со всей этой акцией РСХА. Упорно, повторяю, думается…

— Вполне возможно, товарищ полковник. Приедет, узнаем точнее, — согласился Доронин.

— Приедет, может быть уже поздно. Нам сейчас надо знать. Поэтому вызови-ка его немедленно, — приказал Круклис.

Доронин взглянул на часы.

— Понял. Сегодня же. Сейчас же. Еще успею.

— И попроси, если у него нет готовых сведений о Шефнере, пусть специально поинтересуется, поговорит с людьми. Может быть, хоть что-нибудь все же о нем известно? Ведь если он остался жив, его не схватили и он в том, что у них произошло, ни в чем себя не запятнал и по-прежнему остался верен своим убеждениям, мы непременно должны будем его разыскать. Он еще понадобится и нам, и новой Германии. И еще как понадобится.

— В таком случае, может, кого-нибудь послать туда? — сразу предложил Доронин.

— Сначала давай с командиром отряда побеседуем, — не стал спешить Круклис.

Доронин хотел сообщить что-то еще. Но в комнату старшей сестры, в которой разместили Круклиса, неожиданно вошел врач и недвусмысленно дал понять, что на сегодня всякие разговоры заканчиваются. У него на этот счет имеются самые строгие указания руководства, и он не собирается их нарушать. Доронину волей-неволей пришлось ретироваться. Круклис поспал, а потом допоздна читал показания «двадцать второго».

Ночью небо над Москвой затянуло тучами. Они наплыли откуда-то с северо-запада, повисли над крышами. Круклис почувствовал, как голову у него сдавило, будто железными обручами. Заныли поломанная ключица и ребра. Но это еще как-то можно было терпеть. А голову разламывало на части. И Круклис позвал дежурную сестру. Она дала ему анальгин. Не помогло. Дала еще какие-то таблетки. Он промучился до рассвета и уснул тяжелым, сковывающим все тело сном, когда за окнами уже стали видны серые стены зданий. Пошел дождь. Где-то в районе Сокольников разразилась гроза. Но Круклис не слышал ее совершенно. Будить его не стали. А как только на работе появился Ефремов, немедленно доложили ему о резком ухудшении состояния полковника. Ефремов откровенно расстроился и вызвал на консультацию профессора, а заодно и Клавдию Дмитриевну.

Консультант приехал первым. И сразу же высказал свое профессорское неудовольствие по поводу медпункта.

— Как так можно? Кто до этого додумался? — гудел его бас. — При чем тут гипс?

Успокоило его лишь появление Клавдии Дмитриевны, мнением которой как специалиста он весьма дорожил. Они тут же подробно обсудили рецидив. Круклис к этому времени уже проснулся. И быстро сообразив, почему тут появился незнакомый ему пожилой мужчина в пенсне на золотой цепочке, с бородкой, в белоснежном колпаке и халате, так бесцеремонно со всеми разговаривающий, улыбнулся как можно приятней.

— Доброе утро, — поздоровался он со всеми сразу. — Кажется, я проспал все на свете?

— Как ты себя чувствуешь, Ян? — спросила Клавдия Дмитриевна.

— Нормально, — все так же улыбаясь, ответил Круклис. — А у вас что тут, выездная сессия?

— Вы угадали, мой дорогой, — ответил профессор, присел на койку Круклиса и привычным движением нащупал на руке у него пульс.

Потом он так же ловко открыл у него нижнее веко, попросил показать язык и откровенно признался, что ему все это не нравится.

Круклис понял, что, если он не отобьет эту атаку, минут через десять его из медпункта увезут куда-нибудь в госпиталь.

— А что случилось? — спросил он самым невинным тоном.

— А ты не помнишь? — в свою очередь, задала вопрос Клавдия Дмитриевна.

— Ничего не помню. Разве что под утро немного заболела голова…

— Немного? — усмехнулся профессор.

— Ну, как обычно.

— Я удивляюсь, как вы после такого количества всяких успокаивающих средств вообще сегодня проснулись, — укоризненно глядя на него, покачал головой профессор.

— Ерунда, — бодро ответил Круклис. — Моя дорогая супруга может вам подтвердить, что на меня все эти успокаивающие лекарства не действовали никогда.

— Это правда? — взглянул на Клавдию Дмитриевну профессор.

— Да. Это так, — ответила Клавдия Дмитриевна.

— А вы не верите! — подзадорил профессора Круклис.

— Допустим, — согласился профессор. — Я понимаю, что положить вас сюда ваше начальство заставили только какие-то чрезвычайные обстоятельства. Но произошедший сегодня рецидив показал, что это для вас небезопасно. И я должен сейчас решить, что с вами делать дальше. Поэтому отвечайте мне только правду.

— Правду! И только правду! Клянусь! — пообещал Круклис.