Горбун лорда Кромвеля - К. Дж. Сэнсом

— Нет, Пеппер. Я был в деревне. Отлучался на несколько дней по поручению лорда Кромвеля.

— Говорят, он уже подыскивает королю новую невесту, — произнес он, надеясь выудить из меня свежие слухи. — Ходят толки о германских князьях, Гессе или Кливес. Это связало бы нас с лютеранами.

— Лично я об этом ничего не слышал. Как я уже сказал, мне пришлось отлучаться из города по делам лорда Кромвеля.

— Крепко же он вас загружает. — Он с завистью поглядел на меня. — Как думаете, не найдется ли у него и для меня какой-нибудь работенки?

— Очень может быть, Пеппер, — ухмыльнулся в ответ я.

Вернувшись домой, я начал просматривать почту, с которой накануне не имел возможности подробно ознакомиться. Несколько писем касались тех судебных дел, которые я вел. Люди с нетерпением ожидали ответов на волнующие их вопросы. Среди прочих было письмо от моего отца. Из-за худого урожая прошлым летом наша ферма принесла маленький доход, и отец подумывал о новых землях под пастбища. Он выражал надежду на то, что мое дело процветает, a Марк вполне справляется со своими обязанностями в Палате — я ни разу не обмолвился в своих посланиях о его недостойном проступке. Отец также писал, что в деревне ходят слухи о том, что разрушение монастырей будет продолжаться. Отец Марка по этому поводу выражал свое одобрение, полагая, что при подобном состоянии дел его сын не останется без работы.

Отложив письмо в сторону, я хмуро уставился на огонь в камине. Мои мысли снова вернулись к Марку Смитону. Я представил себе, как он, невиновный ни в каком преступлении, был вынужден претерпевать муки пыток. Потом в моем сознании возник образ Джерома, которому тоже довелось испытать ту же участь. Неудивительно, что он питал ненависть ко всему институту власти, который я в своем лице представлял. Выходит, все, что он говорил, было истинной правдой. Выходит, он изначально знал о том, какая связь существует между Синглтоном и Марком Смитоном. Иначе зачем было ему рассказывать мне эту историю? Между тем он поклялся, что никто из обитателей монастыря не убивал Синглтона. Я пытался восстановить в памяти точную фразу, которую он тогда произнес, но не успел собраться с мыслями, поскольку как раз в этот миг в дверь постучали и в комнату вошла Джоан.

— Вам письмо, сэр. От лорда Кромвеля.

— Благодарю вас, Джоан.

Я взял у нее конверт и перевернул его: на оборотной стороне значился гриф «Совершенно секретно».

— Сэр, — нерешительно начала она, — могу я вас кое о чем спросить?

— Да, конечно.

Я улыбнулся ей в ответ, ибо на ее круглом лице отпечаталось явное беспокойство.

— Мне хотелось бы знать, все ли у вас хорошо, сэр? У вас очень встревоженный вид. И еще. Как господин Марк? Жив ли он и вполне ли здоров?

— Надеюсь, что да, — ответил я. — Однако о его будущем ничего определенного сказать не могу. Он изъявил желание покинуть Палату.

Она кивнула.

— Это меня ничуть не удивляет, сэр.

— Да? А меня удивляет.

— Могу себе представить, каким несчастным он там был. Простите меня, сэр, но я слыхала, что это худое место. И что оно кишит алчными людьми.

— Возможно. Но подобных мест в стране слишком много. И если мы все будем их избегать, отсиживаясь у домашнего огня, то очень скоро превратимся в нищих. Вы так не считаете?

Она покачала головой:

— Но господин Марк не такой, как все, сэр.

— Чем же он отличается от других? Послушайте, Джоан, уж не попали ли вы под влияние его чар? Как прочие дамы, которых ему удалось обольстить?

— Нет, сэр, — ответила она, явно уязвленная моим замечанием. — Меня он ничуть не обольстил. Все дело в том, что мне, быть может, дано лучше понимать его, чем вам. И поэтому я вижу, что под его любезной внешностью прячется нежная и очень ранимая душа, а всякая несправедливость доставляет ему боль. Я даже подумала, что, возможно, в отношениях с той девушкой он искал случая избавиться от Вестминстера. Понимаете, сэр, он человек очень высоких идеалов. Подчас мне кажется, что даже слишком высоких, чтобы жить в нашем жестоком мире.

— А я думал, что только у меня высокие идеалы, — грустно улыбнулся я. — Но как раз сегодня розовую завесу сорвали с моих глаз.

— Простите, сэр?

— Нет, ничего, Джоан. Просто мне нужно срочно прочесть это письмо.

— Да, конечно. Извините меня, сэр.

— Не стоит извиняться. И еще, Джоан. Спасибо вам за заботу.

Я достал из конверта письмо. Оно состояло из записей и отчетов Синглтона, которые он посылал Кромвелю, сообщая о продвижении дела Марка Смитона. Чем больше я погружался в их содержание, тем более ясно вырисовывалась передо мной картина специально подготовленной для Марка ловушки, расставленной для того, чтобы, выудив из него ложные показания, предать его смерти. Обвинение королевы в любовной связи с человеком столь скромного происхождения, каковым являлся музыкант, писал Синглтон, могло вызвать громкую шумиху. Должно быть, это придавало особую важность разработанному им вместе с Кромвелем плану. В отношении Синглтона к Смитону явственно прослеживалось граничащее с насмешкой пренебрежение. Казалось, он считал молодого музыканта сущим глупцом, наивным ягненком, которого нетрудно будет принести в жертву. Беднягу притащили в дом Кромвеля, разбили о стенку его лютню, после чего, раздетого донага, на всю ночь бросили в подвал. Однако для того, чтобы заставить его клятвенно подтвердить ложные показания, пришлось прибегнуть к пыткам. Узнав эти страшные вести, я стал молить Бога, чтобы невинному страдальцу было послано спасение на небесах.

Записи Синглтона содержали сведения о семье юноши. Из них явствовало, что его мать давно умерла. В живых из родственников мужского пола остался только отец. У Джона Смитона была старшая сестра, проживавшая в какой-то деревне, но вследствие некогда имевшей место между ними ссоры они не поддерживали отношений на протяжении нескольких лет. Синглтон указывал, что отсутствие родственников было одним из тех обстоятельств, которое играло им на руку, ибо позволяло распоряжаться судьбой юноши по собственному усмотрению, не вызывая ненужных подозрений.

Я положил письмо обратно в конверт. Потом в моей памяти всплыла картина похорон Синглтона. Перед моим внутренним взором снова предстал гроб, и я опять увидел, как опустившаяся на него крышка закрыла лицо покойного. Однако на этот раз ощутил не горечь потери, а некую радость. В подобном состоянии духа я отдал распоряжение Джоан, чтобы она подготовила мне лошадь: пора было нанести визит в Уайтчепел. Когда же я облачился в плащ и вышел за порог своего дома, у меня словно появился иной смысл существования, некая цель, к которой я должен был стремиться. Это должно было отвлечь меня от царившего в голове хаоса, и я ощутил внезапное облегчение.

Местечко под названием Уайтчепел находилось на немалом расстоянии от Лондонской стены, поэтому путь до него оказался довольно долгим. Это была быстро растущая деревушка, заполненная доброй сотней огороженных плетнями и мазанных штукатуркой домиков, из труб которых тянулись тонкие струйки дыма. Суровая погода для данного края явилась сущим бедствием. Глядя на замученные голодные лица жителей, я заметил, что для многих из них это испытание стало непосильным. Должно быть, от сильного мороза колодцы замерзли, ибо я заметил, что женщины носят с реки в свои дома ведра с водой. Поскольку я не понаслышке знал, что посещать здешние места джентльменам небезопасно, то предусмотрительно надел одежду из дешевой ткани. Улица, на которой стояла некогда принадлежавшая Смитонам кузница, была одной из лучших и состояла из нескольких мастерских. Как следовало из отчета Синглтона, упомянутое семейство проживало в расположенном по соседству с кузницей двухэтажном доме, поэтому отыскать их дом, у которого ныне был новый хозяин, мне удалось без труда. Уже издалека я, что ставни с лицевой стороны здания не только закрыты, но заколочены гвоздями и замазаны краской. Привязав лошадь к придорожному шесту, я подошел к дому и слегка постучал в хлипкую деревянную дверь.