Марш Смерти Русского охранного корпуса - Андрей Самцевич

Командир тяжелого взвода И. Попов вспоминал про удачное попадание 75-мм бронебойного снаряда, после которого партизаны стали выбегать из здания школы, попав под выстрелы бывшего советского снайпера Романова. Затем «начался ад»: под прикрытием огня тяжелых минометов повстанцы перешли в атаку, ведя сильный огонь трассирующими пулями. Прямое попадание мины пришлось в часовню, затем был подожжен дом в 10 м от минометчиков. Ответный огонь орудий и минометов сдерживал атакующих, но постепенно боеприпасы стали подходить к концу – на момент отступления у Попова оставалось всего девять мин. На запросы командира роты был получен абсурдный ответ (вероятно, майора Попова-Кокоулина): «У вас есть штыки, примкните и идите в атаку!»[1013].

Сразу же после занятия села, командир XIII бригады Перо Касапович, найдя в одном из домов телефон, позвонил в монастырь и предложил взявшему трубку командиру-«белогвардейцу» сдаться, на что тот ответил отказом. Комиссар 2-го батальона Владо Баньяц попробовал обстрелять здание из PIAT'a, но не смог пробить стены, а сам получил ранение в голову. Всего повстанцы, по их утверждениям, нашли трупы семи русских, захватили тяжелый пулемет и три винтовки, потеряв шестерых убитыми и 24 ранеными[1014]. В последний момент перед полной блокадой в монастырь успел прорваться саперный взвод 4-го полка, всего в окружении оказались от 150 до 180 шуцкоровцев и 11 усташей. С ними были несколько монахов, во главе с настоятелем отцом Иво Марковичем, и местных жителей. Само кольцо блокады быстро расширялось – в 23.00 Влашицкий отряд атаковал Мосор и, потеряв одного убитого, заставил его гарнизон отступить к Путичево[1015].

Около 10.00 19 февраля местные привели в монастырь раненого в мочевой пузырь ефрейтора Сергея Гвоздевича, которому допрашивавший его комиссар сказал: «Ты все равно сдохнешь, иди передай ультиматум». В письме на сербском языке, с печатью 5-го корпуса, выдвигалось требование сложить оружие и выйти с поднятыми руками до 14.00 следующего дня. В этом случае гарантировалась жизнь. Роговской решил не распространять информацию о партизанских требованиях, чтобы не подрывать боевой дух еще больше: по словам Попова, среди солдат многие выражали желание сдаться. Другие, наоборот, предпочитали смерть плену. К ним относились и усташи, все время призывавшие идти на прорыв. Обстрел монастыря действительно прекратился, но шуцкоровцы продолжали вести огонь из окон при малейшем признаке движения. Позже появилось двое крестьян, якобы втайне от повстанцев принесшие окруженным еду. Один из них, кмет села, просил настоятеля, чтобы тот уговорил русских сдаться, иначе партизаны разрушат монастырь[1016].

Анонимный партизан подтверждал, что к русским с очередным предложением капитуляции был отправлен «уважаемый старик» Степан Грганович (его дочери в это время находились в монастыре). Требования снова остались без ответа, а на обратном пути посыльный был убит выстрелами окруженных. По информации священника Мирослава Джайа, Грганович, наоборот, был убит по дороге к монастырю, неся на палке письмо[1017]. Кроме того, в течение 19 февраля ранения получили двое партизан продолжавшего блокаду 2-го батальона XIII бригады[1018].

Точно по истечению оговоренного срока начался новый штурм. Вновь обратимся к записям Попова: «Ранеными уже заполнены 2 комнаты, четверо убитых, один был убит при мне, пулеметчик неосторожно высунулся головой выше, чем этого позволяла обстановка, я даже не успел предупредить, вижу как он откинулся назад, пуля попала прямо в лоб. Помощник хватает пулемет, с приглушенной злобой устанавливает с левой стороны окна и дает очередь в 20 патронов, затем со злой улыбкой поворачивается ко мне, глаза воспалены и горят решимостью и радостью исполненной мести. «Посмотрите, обращается он ко мне, вон там около дерева, видите, лежат двое, это вот им я заплатил за него»[1019]. Точно известно, что в тот день погиб, по крайней мере, один партизан-командир взвода[1020].

Утром 21 февраля произошла смена партизанских сил – XIII бригада была отправлена для ведения наступательных действий на Зеницу, в районе Гучьей Горы ее сменила XI, чей 1-й батальон был выделен для штурма монастыря. Огонь противотанковых пушек по внешней стене оказался неэффективен, поэтому саперному взводу было приказано произвести ее минирование и подрыв. Предварительно осажденным было отправлено очередное предложение сдаться, под угрозой взлететь на воздух, на которое Роговской ответил местному селянину: «Скажи бандитам – пусть попробуют». В образовавшуюся после взрыва широкую брешь устремилась 2-я рота, отброшенная огнем с внутреннего двора.

Этот день едва не стоил жизни исполняющему обязанности командира XI бригады Микану Марьяновичу и командиру 1-го батальона Мирко Башичу: когда они вели наблюдение, пулей снайпера был убит стоявший между ними бригадный связной. Русского, вероятно, обманули пистолет-пулемет, полевая сумка и хорошая одежда последнего. Отказавшись от идеи взять монастырь штурмом и с помощью огня артиллерии, командование повстанцев решило сжечь его – добровольцу Микану Малешу с помощью лестницы удалось взобраться на крышу и поджечь ее. Уже в темноте кровельная конструкция рухнула, все здание было объято пламенем, изнутри слышались одиночные выстрелы[1021].

Попов подробно описывает события того дня: по его словам, ровно в 8.00 начался артобстрел со стороны Мосора, судя по размерам пробоин – орудиями до 105-мм. Первые снаряды поразили церковь, затем огонь был перенесен на лицевой фасад. «Снаряд попал в комнату с ранеными, их перетягивают на северную сторону, несколько человек получили вторичные ранения уже от снарядов. Перевязывают наспех, не очищая раны. Солдаты мечутся из стороны в сторону вызывая этим еще больший хаос и панику. Раздаются крики и команды: «по местам, с мест не сходить», но кто их слушает, каждый ищет более защищенного места, а его нет сейчас нигде».