Последняя воля Нобеля - Лиза Марклунд

— Хорошо, — сказала Анника.

Она еще раз попыталась позвонить Томасу.

Ответа не было. Абонент недоступен.

Оставьте сообщение после сигнала. Бип.

Несколько секунд она бесшумно дышала в молчавшую трубку, глядя, как огни пригорода мелькают за окнами. Потом откашлялась. Надо сказать ему, что случилось и что с детьми все в порядке.

Потому что его там не было. Его там не было.

Ей пришлось справляться одной. Он оставил ее, и ей пришлось самой спасать себя и детей.

Такси проехало границу Рослагстюлля и покатилось к центру Стокгольма.

Анника нажала отбой.

Кошечка, часто дыша и чувствуя, как потеют ладони, шла в зону паспортного контроля. Как же она ненавидит эту гребаную страну. Даже аэропорт источает самодовольство: малолюдный, со вкусом отделанный, эффективный. «Арланда» — что за название для аэропорта, какое-то изуродованное словосочетание, попытка произнести air landing?

Она попыталась включить разум и поняла, что дело вовсе не в географическом положении. Нет, дело было в том, что касалось ее лично, как всегда. Она упустила некоторые вещи, не слишком важные, но этого могло хватить, чтобы все остальное пошло прахом.

И во всем виноваты здешние люди. Что за народ здесь обитает?!

В этой стране ненормальная полиция. Они сидят в своих крошечных комнатках и занимаются всякими погаными мелочами, искренне считая, что занимаются самым важным на свете делом. Они не стесняются пользоваться в своих мелочах самыми современными технологиями. Как же все это раздражает!

Были еще эти ублюдки, законопослушные, наблюдательные граждане. Они везде, они все замечают, все аккуратно записывают, а потом звонят в свою чудесную любезную полицию и рассказывают обо всем, что показалось им подозрительным. Какие ничтожества, какие неудачники и слабаки! Даже в какой-нибудь сраной глуши, прогуливаясь с собакой, они остановятся и позвонят, чтобы о чем-нибудь доложить. Как они вообще могут так жить?

Но хуже всех была эта маленькая героиня, эта ах какая расчудесная журналистка. Какая она добросовестная! Как она вникает в детали! Как она точна и аккуратна!

Значит, они ее опознали. Чудесно! Многие защитные барьеры рухнули, но далеко не все. Повреждения серьезны, но все еще можно поправить.

Очередь продвигалась медленно и рывками. Она вздохнула, поставила сумку на пол и проверила, в кармане ли маленькая коробочка. (Когда она оказывалась в общественном месте и ей предстоял контакт с властями, она всегда следила, чтобы коробочка была под рукой.)

Да, эта маленькая журналистка… Ну что ж, теперь она навсегда перестанет сочинять свои репортажи.

Кошечка попыталась ощутить спокойную гордость за хорошо сделанную работу, но почему-то не смогла.

Подстроить смерть на пожаре — это грязная работа, ниже ее достоинства. Пожар — слишком громоздкий и ненадежный инструмент.

Но на этот раз все прошло как по маслу. Коктейли Молотова упали точно в детских спальнях. Она следила за пожаром до тех пор, пока не загорелся весь дом и приехали пожарные расчеты. Из входной двери никто не вышел, никто не выпрыгнул из горящих детских спален. Ни одна «скорая помощь» не смогла увезти обугленных детишек.

«Вот как я тебя проучила, сука», — подумала она.

Но расслабиться и успокоиться она все равно не могла. Никаких поводов для тревоги нет. Ее российские документы хороши настолько, насколько могут быть хороши поддельные документы. Паспортом пользовались всего один раз. У них нет никаких оснований связать ее русскую личину с подлинной личностью.

«Не говори „гоп“», — одернула себя Кошечка.

Квартиру в Коста-дель-Соль конфисковали, так же как и виллу в Тоскане (это не имело особого значения, так как итальянцы тоже были изрядные сукины дети — вечно задирают нос, не хуже чем эти шведы). О том, чтобы вернуться домой, в Бостон, не могло быть и речи. Но счета в швейцарском банке уцелели, вместе с квартирой в долине Бекаа. Ливан — чудесная маленькая страна. Она там была почти счастлива. Нет, ей не о чем жалеть, совершенно не о чем.

Вот и ее очередь. Она поправила очки на носу и просунула в окошко паспорт, улыбаясь и стараясь напустить на себя скучающий вид.

Все, скоро все это будет позади.

Полицейская сучка за стеклом принялась внимательно рассматривать паспорт, — потом что-то настучала на клавиатуре своего компьютера. У Кошечки забилось сердце. Она нервно облизнула губы и судорожно сглотнула.

Да давай же, мать твою!

Женщина за стеклом внимательно посмотрела на нее, потом сильно развернула паспорт. Аккуратнее! — захотелось сказать Кошечке. — Он же новый!

— Какие-то проблемы? — спросила она на ломаном английском.

Женщина не ответила — высокомерная ведьма. Вместо ответа она сняла телефонную трубку, набрала какой-то номер и стала ждать. Она подняла глаза и испытующе посмотрела на Кошечку, как будто хотела словно рентгеновскими лучами просветить ее до самых бездонных глубин души. Женщина что-то сказала в трубку на своей ужасной скандинавской тарабарщине, выслушала, что ей ответили, и положила трубку. Потом она встала, задвинула стул под стол и вышла в коридор из двери своего аквариума. Кошечка внимательно следила за ее действиями. Офицер полиции шла прямо к ней. Но, странное дело, Кошечка вдруг поняла, что не может сдвинуться с места. Хуже того, она вообще не испытывала ни малейшего желания бежать.

— Мисс Хаусман? — сказала женщина, остановившись перед Кошечкой и взяв ее за локоть. — Мисс Френсис Хаусман? Прошу вас пройти со мной.

Кошечка сразу поняла, что ее опознали. Когда-то ее назвали Френсис — в честь первой женщины — члена американского правительства.

Кошечка сунула руку в карман и раскрыла коробочку.

— Надо было слушать папу, — сказала она.

Нащупав капсулу, она молниеносно бросила ее в рот.

Надо было выйти замуж за Гранта, подумала она и раскусила капсулу с цианистым калием.