Следопыт, или На берегах Онтарио - Джеймс Фенимор Купер

Тем временем капитан Санглие продолжал готовить себе завтрак, проявляя при этом философскую покорность судьбе, хладнокровие бывалого вояки, искусство и ловкость француза и прожорливость страуса. Этот субъект уже тридцать лет околачивался в колониях, покинув родину примерно в такой же должности, какую занимал Мюр в Пятьдесят пятом полку. Обладая могучим телосложением, жестоким и очерствелым сердцем, известной ловкостью в обхождении с индейцами и отчаянной храбростью, он скоро обратил на себя внимание главнокомандующего как незаменимый агент по руководству военными действиями дружественных иудейских племен. Так он дослужился до капитанского чина; но вместе с тем он постепенно усваивал обычаи и нравы своих союзников – индейцев, приноравливаясь к ним с легкостью, особенно характерной для его соотечественников, находящихся в этой части света. Он нередко возглавлял отряды ирокезов в их грабительских набегах, и действия его в таких случаях были весьма непоследовательны: с одной стороны, он как бы старался облегчить ужасные бедствия, причиняемые населению подобными войнами, с другой – сам же их усугублял благодаря своему более широкому кругозору и средствам цивилизации, коими он располагал. Другими словами, он составлял военные планы, которые по своему размаху и последствиям далеко превосходили все, что могли бы придумать индейцы, но одновременно пытался в какой-то мере исправить зло, причиненное им же самим. Короче говоря, это был искатель приключений, силой обстоятельств поставленный в положение, при котором грубость и беспринципность людей подобного сорта могут одинаково ярко проявляться и в добре и в зле. И, уж во всяком случае, он был не из тех, кто упустит счастливый случай из-за неуместной щепетильности или бросит вызов фортуне, заставляя ее без нужды хмуриться из-за его бессмысленной жестокости. Поскольку имя его неизменно связывалось со многими зверствами, которые учиняли его отряды, он прослыл в американских колониях Англии последним негодяем, чьи руки обагрены кровью и на чьей совести лежат бесчеловечные истязания беззащитных и невинных жертв; его кличка "Санглие"47 , выбранная им самим, или Каменное Сердце, как именовала его вся граница, наводила не меньший ужас на женщин и детей тех мест, чем впоследствии имена Батлера и Брандта48 .

Встреча Следопыта и Санглие несколько напоминала пресловутое свидание Веллингтона и Блюхера49 , столь часто и столь красочно описанное в наших анналах. Встреча эта произошла у костра, и обе стороны, прежде чем заговорить, с живейшим интересом разглядывали друг друга. Каждый из них знал, что перед ним – непримиримый враг; и каждому было ясно, хотя он и считал себя обязанным относиться к другому с уважением, какого заслуживает испытанный воин, что как в их характере, так и в склонностях очень мало схожего. Один служил ради денег и чинов, другой, связавший свою жизнь с этим диким лесным краем, знал, что родная страна нуждается в его верной руке и опытности. Стремление подняться на более высокую ступень общественной лестницы никогда не смущало покой Следопыта; он не ведал честолюбивых замыслов, пока не встретился с Мэйбл. С этой минуты его неуверенность в себе, благоговейная любовь к девушке, желание доставить ей положение лучшее, чем он занимал до сих пор, причиняли ему немалые огорчения; однако искренность и прямота натуры помогли ему преодолеть сомнения и обрести желанный покой. Следопыт рассудил, что если девушка захочет отдать ему свою руку, то она не побоится разделить с ним его участь, сколь она ни скромна. Он уважал в Санглие храброго солдата и благодаря своему житейскому опыту был достаточно терпим, чтобы лишь наполовину верить дурным слухам, распространяемым о французе, ибо в любой области самыми нетерпимыми ханжами являются наиболее невежественные люди; но, конечно, Следопыт не мог не осуждать его себялюбие и холодную расчетливость, а самое главное – то, что он совершенно отступился от "призвания белого человека" и воспринял качества, свойственные только краснокожим. Со своей стороны, и Следопыт был для Санглие загадкой. Для капитана были непостижимы побуждения, руководившие проводником. Он много слышал о бескорыстии, справедливости и честности Следопыта, и эти его качества порой заставляли Санглие совершать важные промахи; недаром говорят, что откровенный и болтливый дипломат иногда более умело хранит свои тайны, чем немногословный и лукавый После того как оба героя внимательно осмотрели друг друга, мосье Санглие дотронулся рукой до своей шляпы; грубые пограничные нравы еще не совсем вытравили из его памяти правила вежливости, усвоенные в молодости, не стерли с лица выражения любезности, врожденной черты всех французов – Мосье Следопыт, – начал он весьма решительным тоном, хотя и с дружеской улыбкой, – un militaire50 чтит le courage et la loyaute51 . Вы говорите по-ирокезски?

– Да, я понимаю язык этих гадов и в случае нужды могу объясниться на нем, – правдиво отвечал Следопыт, – но я не выношу ни этого племени, ни его языка. Что ни минг, то плут, вот каково мое мнение, мастер Каменное Сердце. Мне уже приходилось встречать вас, правда, только в сражениях, и надо сказать – вы всегда были там, где всего жарче Да и наши пули вам, конечно, знакомы?

– Только не ваши, сэр. Une balle52 , посланная вашей славной рукой, – это верная смерть. Вы убили на островах одного из лучших моих воинов – Все может быть, все может быть, хотя, осмелюсь сказать, все они отчаянные канальи. Не в обиду вам будет сказано, мастер Каменное Сердце, вы попали в прескверную компанию!

– Да, сэр, – ответил ему француз, стараясь быть вежливым; с грехом пополам понимая по-английски, он решил, что ему говорят любезности. – Вы очень хороший. Впрочем, un brave53 всегда comme ca54 . Но позвольте! Что это значит? Чем провинился этот jeune homme?55 Следопыт посмотрел в ту сторону, куда указывал рукой капитан Санглие, и увидел, что два солдата грубо схватили Джаспера и по приказанию Мюра скручивают ему руки – Это еще что такое? – воскликнул проводник, бросившись к ним и с силой оттолкнув обоих стражей. – У кого хватает духу так бессовестно обращаться с Пресной Водой, да еще у меня на глазах?

– Это мой приказ, Следопыт, – заметил квартирмейстер, – и я за него отвечаю. Неужели вы возьмете на себя смелость оспаривать законность приказа, отданного офицером его величества?

– Я стал бы оспаривать даже собственные слова короля, если бы он утверждал, что Джаспер заслуживает такого обхождения. Кто, если не он, спас наши скальпы? Кто избавил нас от поражения и принес нам победу? Нет, нет, лейтенант, если вы собираетесь с самого начала показывать свою власть таким образом, то я первый не буду ей подчиняться.

– Это уже попахивает неповиновением! – сказал Мюр. – Впрочем, от Следопыта можно многое стерпеть. Действительно, Джаспер делал вид, будто помогает нам, но нельзя из-за этого забывать его прошлые прегрешения. Разве сам майор Дункан не предостерегал против него сержанта Дунхема перед нашим отправлением из крепости? Разве то, что мы видели собственными глазами, недостаточно указывает на измену в наших рядах! И разве не естественно заподозрить в предательстве только Джаспера Уэстерна и никого другого? Эх, Следопыт, никогда из вас не выйдет ни великий государственный деятель, ни великий полководец, – вы слишком доверяетесь внешности людей! Накажи меня господь, если я не уверен, да и вы сами частенько твердили это, что лицемерие еще более распространенный порок, нежели даже зависть, – это бич человеческой природы!