Главная тайна горлана-главаря. Ушедший сам - Эдуард Филатьев

9. Решительно прекратить практику закрытия церквей в административном порядке».

Но эта статья и это постановление не помешали Сталину требовать от местных органов власти, чтобы они «бешено форсировали вывоз хлеба».

У Бриков в тот момент были свои заботы.

Елизавета Лавинская:

«Через короткий промежуток мы узнали, что Лиля Юрьевна Брик вышла замуж за Примакова и куда-то уехала».

Аркадий Ваксберг:

«Ни в каком источнике нет точных данных, как и когда Лиля познакомилась с Виталием Марковичем Примаковым».

Василий Васильевич Катанян такими «данными» о Примакове располагал:

«Он дружил с семьёй писателя Коцюбинского, был женат на его дочери Оксане, она умерла во время родов в 1920 году. В 22-23-м году он жил и учился в Москве на высших академических курсах и на одном из вечеров Маяковского был представлен ему и Лиле Юрьевне и пару лет бывал у них дома».

Аркадий Ваксберг:

«Имя этого военачальника, „героя гражданской войны“, прославленного командира „червонного казачества“ то гремело на всю страну, то вдруг полностью исчезало со страниц советской печати. Объяснялось это его таинственными перемещениями в пространстве для выполнения специальных (как любили в Советском Союзе это патетичное и загадочное словечко!) заданий "партии и правительства"».

Василий Васильевич Катанян:

«В 1927 году его командировали в Афганистан военным атташе, а в 1928 году Генштаб назначил его советником афганского короля. В следующем году он снова объявился в Москве и несколько раз был на Гендриковом у Маяковского и Бриков. Маяковский просил его дать для журнала очерк об Афганистане или о Японии, куда Примаков отправлялся на год военным атташе. О смерти поэта он узнал в Токио. Он пригласил ЛЮ приехать туда ненадолго, чтобы немного отвлечься, но она отказалась.

Вернувшись, он стал часто бывать у неё, и вышло так, что вскоре она связала с ним свою жизнь».

Аркадий Ваксберг:

«Примаков был на шесть лет моложе Лили – разница, по её критериям, ничтожная. За его плечами уже была трагически счастливая женитьба – на дочери классика украинской литературы Михаила Коцюбинского и сестре главнокомандующего советской Украины Юрия Коцюбинского – Оксане, умершей во время родов вместе с новорождённым сыном; в последующие годы судьба подарила ему ещё двух детей.

Лиля нашла в нём не только “настоящего мужчину”, не только “пламенного революционера” с богатой романтической биографией, но и незаурядного литератора, автора стихов, новелл, трёх книг очерков о зарубежных его авантюрах, причём одна, про Японию, издана под псевдонимом “Витмар” (Виталий Маркович!), другая – про Китай – под псевдонимом “лейтенант Генри Аллен”…

Ещё больше, возможно, значение имело то, что одно из стихотворений Примакова даже стало популярной песней:

А в письмах Сталина с Кавказа по-прежнему говорилось о хлебозаготовках:

«Форсируйте вывоз хлеба вовсю. В этом теперь гвоздь. Если хлеб вывезем, кредиты будут».

Брики в это время справляли новоселье.

Аркадий Ваксберг:

«Кооперативная квартира, за которую безрезультатно бился Маяковский, была, наконец, получена, и Лиля с Осипом переехали в Спасопесковский переулок, расставшись с Гендриковым, который стал теперь напоминать не о былой радости, а о недавней печали».

Василий Васильевич Катанян:

«Жизнь шла своим чередом. Переехали жить на Арбат, в Старопесковский переулок, в кооперативную квартиру – Лиля, Брик и Примаков. Дом был новый, но без лифта. Им полагалась квартира на втором этаже, и точно такая же квартира предназначалась наркому по иностранным делам СССР Г.В. Чичерину на седьмом этаже.

Чичерин стал требовать для себя их квартиру, поднялся обычный кооперативный скандал. ЛЮ и Примаков уже переехали, обустроились и в разгар спора уехали в командировку. Осип Максимович тоже отсутствовал в Москве. А когда вернулись, то обнаружили все свои вещи на седьмом этаже – мебель стояла точно на тех же местах, что и на втором этаже, вся посуда и книги там, куда ЛЮ их поставила, все кастрюли

и тряпки, лампы и письменные принадлежности, не сдвинутые ни на один сантиметр, были без их ведома перенесены на седьмой этаж.

Подчинённые Чичерина хорошо поработали, скрупулёзно. Не пропало ни одной ложки, ничего не разбилось, в сахарнице по-прежнему лежал сахар… Сохранился акт переселения, подписанный и двумя понятыми дворниками».

Иными словами, жизнь в стране Советов продолжалась.

Неожиданно газеты сообщили, что 3 ноября 1930 года Сергей Иванович Сырцов снят с поста председателя Совнаркома РСФСР (как глава «право-левацкого блока»).

Ответ на эти труднообъяснимые кадровые перестановки и на аресты, производимые ОГПУ, последовал мгновенно: за пять месяцев 1930 года ещё 45 высокопоставленных советских граждан стали невозвращенцами.

А 5 ноября на второй странице «Литературной газеты» была напечатана новая поэма Сельвинского, которая называлась «Декларация прав поэта». О ней её автор впоследствии написал:

««Декларация», направленная главным образом против Маяковского и Лефа, была вчерне закончена 13/IV. Вечером 14/IV я должен был выступать с ней в Политехническом музее тотчас же после Маяковского, который, по всей вероятности, читал бы «Во весь голос»».

В напечатанной в «Литературке» поэме прямо заявлялось:

Далее говорилось:

Затем шло неожиданное обращение к почившему поэту:

Этими словами Сельвинский как бы объявлял всем, что «первым поэтом страны Советов» отныне становится он. Завершалась «Декларация» обещанием: