22 июня… О чём предупреждала советская военная разведка. «Наступающей ночью будет решение, это решение – война» - Михаил Алексеевич Алексеев

Короткий путь от наркомата до Кремля автомашины наркома и моя покрыли на предельно большой скорости. Со мной был первый заместитель начальника Генштаба Н.Ф. Ватутин, у которого находилась карта с обстановкой стратегического фронта. По старой привычке проверять себя, перебрал в памяти взятые с собой бумаги: их было немного, в том числе проект решения о создании Ставки Главного Командования — высшего органа руководства военными действиями вооруженных сил. Документ был заранее разработан Генштабом и одобрен наркомом.

Нас встретил А.Н. Поскребышев и сразу проводил в кабинет И.В. Сталина. Члены Политбюро уже находились там. Обстановка была напряженной. Все молчали.

И.В. Сталин молча ходил по кабинету с нераскуренной трубкой, зажатой в руке.

— Ну, давайте, что там у вас? — сказал он.

С.К. Тимошенко доложил о проекте создания Ставки Главного Командования.

И.В. Сталин посмотрел проект, но решения не принял и, положив бумагу на стол, коротко бросил:

— Обсудим на Политбюро (3-е изд.)»544.

Осведомившись об обстановке, он сказал:

— В 12 часов по радио будет выступать Молотов»545.

«Первые часы войны, несмотря на моральную подготовку к ней, вызвали известное замешательство. — Напишет в своих воспоминаниях нарком ВМФ. — Нужно было сделать резкий поворот во всей работе, решительно перестроиться на новый военный лад. В эти часы в московском кабинете, вдали от флотов, еще не чувствовалось дыхания войны, хотя было уже известно, что на переднем рубеже полыхает пламя ожесточенного столкновения. Все нужные первые приказания отданы. Донесения с флотов поступают в Главный морской штаб и наносятся там на карту, анализируются. Хотелось что-то предпринимать, но ясности — что же именно следует делать немедленно, какие отдать приказания — пока не было.

Бумаги, горой лежавшие на столе со вчерашнего, мирного дня, потеряли свое значение. Они относились к боевой подготовке и строительству флота. Большинство вопросов теперь будет решаться по-иному, в соответствии с требованиями войны.

Я решил спокойно посидеть, собраться с мыслями. Вспомнилось, как старый марсофлот Э.С.Панцержанский говорил мне, когда я был еще командиром крейсера: «Когда обстановка на корабле становится сомнительной и вы не уверены в своих действиях, поставьте машины на «стоп», осмотритесь, прикажите штурману проверить свое место и, уточнив обстановку, двигайтесь дальше». Хороший совет! Но он пригоден лишь для мирного времени: попал в туман, не уверен в своем месте — остановись и проверь, чтобы не выскочить на мель. В военное время подчас нет времени осмотреться. Замешкаешься — и события неумолимо захлестнут тебя. Теперь надо на все реагировать быстро и точно. За промедление, как и за ошибки, ныне придется расплачиваться кровью. От военачальников всех степеней потребуется и хладнокровие, и мгновенный расчет. Командир корабля уже не может воспользоваться разумным для мирного времени советом и отдать якорь, чтобы разобраться в обстановке. Новая техника неизмеримо ускорила темпы войны. Мастерство, собранность и четкость приобрели особое значение. Таково веление времени546.

Рука невольно тянется к телефону. Связываюсь с флотами, с управлениями наркомата. Короткие разговоры сводятся к одному: больше оперативности, следить за каждым шагом противника, действовать решительно, не дожидаясь указки сверху. Утром контр-адмирал В.А. Алафузов сделал мне обстоятельный доклад о положении на флотах, всех распоряжениях, отданных им от имени наркома, и своих предположениях на будущее. Больше всего нас тревожили две опасности: высадка десанта и мощные налеты с воздуха на военно-морские базы.

Наркомат работал напряженно. Связь с флотами действовала бесперебойно».

От Либавы до Кронштадта шла война на воде, под водой и в воздухе. С кем бы ни приходилось говорить, первые дни войны все вспоминали с удивительными подробностями по часам и даже минутам. Да, такое не забывается!

Нетрудно представить себе состояние И.В. Сталина перед лицом грозных событий, которые, по его расчетам, должны были произойти гораздо позже, возможность которых теперь, в 1941 году, он упорно отрицал вплоть до самых последних дней.

Его состояние передалось тем, кто его окружал, и они не смогли взять в свои руки рычаги управления. Эти люди не умели самостоятельно действовать, а умели лишь выполнять волю Сталина, стоявшего над ними. Такова трагедия тех часов.

Около 10 часов утра 22 июня я поехал в Кремль. Решил лично доложить обстановку. Москва безмятежно отдыхала. Как всегда в выходные дни, в центре было малолюдно, редкие прохожие выглядели празднично. Лишь одиночные машины, проносившиеся на повышенной скорости, пугали пешеходов тревожными гудками.

Столица еще не знала, что на границах уже полыхает пожар войны и передовые части ведут тяжкие бои, пытаясь задержать врага.

В Кремле все выглядело как в обычный выходной день. Часовой у Боровицких ворот, подтянутый и щеголеватый, взял под козырек и, как всегда, заглянул в машину. Немного сбавив скорость, мы въехали в Кремль. Я внимательно смотрел по сторонам — ничто не говорило о тревоге. Встречная машина, поравнявшись с нашей, как было принято, остановилась, уступая дорогу. Кругом было тихо и пустынно.

«Наверное, руководство собралось где-то в другом месте, — решил я. — Но почему до сих пор официально не объявлено о войне?»

Не застав никого в Кремле, вернулся в наркомат.

— Кто-нибудь звонил? — был мой первый вопрос.

— Нет, никто не звонил547.

В 12 часов партия и Советское правительство обратились к народу с заявлением о нападении фашистской Германии»548.

Оставив в стороне оценку «дополнений», сделанных уже после смерти маршала и адмирала в вышеперечисленных фрагментах воспоминаний, следует обратить внимание на несоответствие со справочником «На приеме у Сталина» в части времени посещения Жукова и Кузнецова Кремля. Не в 4-30 Жуков с Тимошенко приехали в Кремль, а в 5-45 (и уехали в 8-30). «Всех» членов Политбюро тогда там не оказалось. В сталинском кабинете помимо него самого и Г.К. Жукова с С.К. Тимошенко находились В.М. Молотов, Л.П. Берия и Л.З. Мехлис. К 8-30 — времени выхода из сталинского кабинета наркома и НГШ — в кабинете находились Г.М. Маленков, А.И. Микоян, Л.М. Каганович, К.Е Ворошилов, А.Я. Вышинский (первый заместитель наркома иностранных дел) и Н.Г. Кузнецов549, зашедший в кабинет за 15 минут до этого:

«1. т. Молотов вход 5-45 м.

выход 12–05 м.

2. т. Берия вход 5-45 м.

выход 9-20 м.

3. т. Тимошенко вход 5-45 м.

выход 8-30 м.

4. т. Мехлис вход 5-45 м.

выход 8-30 м.

5. т. Жуков вход 5-45 м.

выход 8-30 м.

6. т. Маленков вход 7-30 м.

выход 9-20 м.

7. т. Микоян вход 7-55 м.

выход 9-30 м.

8. т. Каганович вход 8-00 м.

выход 9-35 м.

9. т. Ворошилов вход 8-00 м.

выход 10–15 м.

10. т. Вышинский вход 7-30 м.

выход 10–40 м.

11. т. Кузнецов вход 8—15 м.

выход 8-30 м.

…

14. т. Кузнецов вход 9-40 м.

выход 10–20 м.

…

24. т. Тимошенко вход 14–00 м.

выход 16–00 м.

25. т.