Женщины его жизни - Звева Казати Модиньяни

Барон почувствовал, что зашел в тупик.

– Просто я не думаю, что я подходящий жених для Клодин, – признался он.

– Подходящий жених для моей дочери, – согласился банкир, – наверное, еще не родился. Думаю, я тоже виноват, что она такая, а может быть, все дело в том, что она росла без матери. Моя дочь – это мое несчастье, и тут уж ничего не поделаешь. С тобой ничего не вышло, с другими тоже не выйдет. Я тебя не упрекаю за твое решение и даже за образ действий. Цель оправдывает средства. Может быть, ваш Макиавелли[79]имел в виду не совсем то, что мы ему приписываем, когда пытаемся толковать его философию, но там, где речь идет о бизнесе, эта формула идеально характеризует положение дел. Я восторгаюсь твоей дальновидностью и не осуждаю твой циничный поступок. Я даже восхищаюсь тобой. Но ты прекрасно понимаешь, что с этой минуты наши деловые отношения прерываются.

– Да, я понимаю. – На мгновение в нем заговорило наследственное пренебрежение баронов Монреале к деньгам; он было подумал, что можно сделать широкий жест и перевести прибыль от сделки с Бурхваной на счет Клодин, однако, вспомнив о жестоких законах бизнеса, которым его научили Брайаны, отказался от этой мысли.

– Если бы ты выбрал любую другую женщину, – продолжал банкир, – я поддержал бы твое решение и наши отношения не были бы прерваны. Но тебе мало было золотых яиц, тебе хотелось заполучить и курицу, которая их несет. Верный ход ты сделал или нет, не знаю. Что ж, забирайте ваши алмазы, но помни: мой банк никогда больше не будет вести никаких дел с Бурхваной.

Изумление помешало Барону ответить на прощальные слова де Мартиньи. Он услышал щелчок повешенной банкиром трубки.

– Почему он сказал «ваши алмазы»? – недоумевал он.

Маари предстала перед ним улыбающаяся и счастливая. Две капли света, подвешенные на золотых цепочках, сверкали у нее в ушах.

– Я готова, – пропела она. – Идем?

Бруно с грубоватой нежностью взял ее за плечи.

– Прежде, чем я прочту об этом в газетах, – спросил он, – можешь ты мне сказать, кто ты такая?

Пристально поглядев на него с поразительным спокойствием, она ответила:

– Я Маари Умпоте, дочь князя Асквинды, президента Бурхваны.

На мгновение Бруно просто потерял дар речи, а затем откровенно и безудержно расхохотался, крепко обнимая ее.

– Не циник и не делец, – торжествующе объявил он, покачав головой. – На этот раз меня можно назвать просто избранником судьбы.

– А ее орудием стала я, – добавила она. – Идем, Барон? – Она взяла его под руку.

– Идем, принцесса, – подхватил он, направляясь к дверям.

Бруно и Маари провели несколько незабываемых дней в Париже, а затем улетели в Умпоте, где сочетались браком по древнему зулусскому обряду. Барон Монреале стал экономическим советником князя Асквинды и защитником независимости маленькой Бурхваны.

Бруно проснулся от рева и грохота: какой-то обезумевший мотоциклист устроил кросс прямо на площади перед церковью. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, где он находится: в палаццо Пьяцца-Армерины, в бывшей дедовской спальне.

Он нажал кнопку интеркома и позвонил на кухню.

– Пошлите кого-нибудь пристрелить этого подонка на мотоцикле, – приказал он дворецкому. Потеря Маари, покушение на его жизнь, череда драматических событий, обрушившихся на него в последние дни, привели его на грань нервного истощения.

«Да, времена и вправду изменились, – подумал он. – Наркотики, терроризм, уголовщина. И в довершение всего – мотокросс по освященной церковной земле».

На ощупь в темноте он нашарил свои часы со светящимся циферблатом. Было восемь часов утра. Он проспал три часа. В голове теснились воспоминания о бессонной ночи, проведенной в кабинете за разговором с Кало и телефонными звонками в Африку и Соединенные Штаты. В конце концов это был единственный светлый момент за все последнее время – они нашли решение проблемы Бурхваны. Кало предложил простой план, показавшийся Барону выполнимым и надежным именно благодаря своей простоте.

И кроме того, он поссорился с Карин. Мало ему было всех прочих свалившихся на него бед, не хватало только провинциальной закомплексованности, ханжеской морали и австро-венгерского норова этой рыжей дикарки.

Он чувствовал себя усталым, подавленным, обессиленным жарой, которая давала о себе знать даже в этот ранний час. Лицо заросло щетиной, во рту была настоящая конюшня от выкуренных за ночь сигарет и выпитого виски. При каждом движении голова грозила расколоться на части, а грохот мотоцикла сводил с ума. Наконец кто-то прогнал рокера, и наступила тишина. Ему с трудом удалось заставить себя подняться. Спал он без пижамы: на рассвете, после бессонной ночи, ему едва хватило сил раздеться и дотащиться до постели.

Он пошел в ванную и стал наполнять ванну горячей водой: нужно было вернуть себе хоть мало-мальски нормальный облик, и никакой душ не помог бы ему так расслабиться и привести в порядок мысли, как горячая ванна. Пока она наполнялась водой, он тщательно побрился, и из зеркала на него глянуло какое-то подобие человеческого лица.

Только он погрузился в горячую воду, как появился Кало с дымящейся чашкой кофе.

– Выпей, полегчает, – он протянул Барону чашку.

– Ты уже на ногах? – удивился Бруно.

– Стараюсь помочь тебе собрать побитые черепки. – Вид у Кало был бодрый и свежий, словно он проспал десять часов кряду. – Вот прими, – добавил он, протягивая Бруно таблетку аспирина. – Сразу станет лучше.

Барон проглотил аспирин и запил его горячим кофе.

– Не говори мне, что ты даже не ложился, – сказал он с досадой. – А я и не говорю, – кротко согласился Кало.

– Неужели ты не устал? – Это был праздный вопрос.

– Годы мои уже не те, – твердо ответил великан, – но я еще могу позволить себе бессонную ночку.

Бруно вылез из ванны, что-то бормоча под нос насчет старых пней, которым все нипочем, вытерся и вернулся в спальню, где его уже дожидалось чистое белье и одежда, аккуратно разложенная на постели. Кофе и аспирин начали действовать, он почувствовал себя лучше.

– Жду тебя внизу к завтраку, – сказал Кало, пока Барон одевался.

Первое, что он намерен был сделать, это помириться с Карин, пробиться сквозь ее ледяную замкнутость и строгость, объяснить ей, что видимость не всегда соответствует реальности. Быстрым шагом он прошел по галерее второго этажа в восточное крыло палаццо и постучал в дверь комнаты Карин. Ответа не последовало. Он снова постучал и, поскольку за дверью по-прежнему царило молчание, решил войти.