Искушение временем. Книга 3. Соблазны бытия - Пенни Винченци

Поев, Барти перешла в гостиную, где все вчетвером они принялись обсуждать планы на завтра: плавание под парусом, пикник на берегу и, возможно, прогулка верхом.

– Простите, но я жутко устала, – сказала Барти и встала. – Завтра, я так поняла, у нас будет очень насыщенный день. Надо выспаться. Надеюсь, никто не возражает? Чарли, ты тоже ляжешь?

Девочки поцеловали ее, пожелав спокойной ночи. Барти поднялась наверх и вдруг с каким-то страхом остановилась. Что, если в ее отсутствие Чарли перебрался в спальню Лоренса? Однако та дверь была плотно закрыта, а в гостевой царил хаос, который Чарли умел устраивать в любом месте.

– Ты и здесь сделал логово, – улыбнулась она и поцеловала его.

Поцелуй должен был ослабить бдительность Чарли.

Чарли поднял руки, показывая, что сдается:

– Каюсь. Порядок не моя сильная сторона. Дорогая, ну и вымоталась же ты за неделю. Сделать тебе ванну? Расслабишься, потом ляжем.

– Ванна не помешала бы. Попозже.

– Попозже? – Он снова улыбнулся. – У тебя есть еще планы на остаток вечера?

– Есть. Но это… – Она замолчала, подыскивая слова. – Хочу кое о чем с тобой поговорить.

– И о чем же? – беспечно спросил Чарли, садясь на кровать со стаканом ледяного бурбона.

Его ничто не волновало. Он всецело наслаждался отдыхом. Как быстро и с каким изяществом он освоил летнюю униформу обитателей этих мест: клетчатая рубашка, шорты цвета хаки, а на ногах – топ-сайдеры. Загар придавал Чарли дополнительное обаяние. Он сделал короткую стрижку, и солнце успело высветлить несколько прядок.

Барти решила обойтись без прелюдий.

– Чарли, какое отношение имеет к тебе приют Святого Антония в Торнклиффе? И кто называл тебя «старина Чарли»?

Загорелое лицо Чарли мгновенно побелело. Темные глаза больше не улыбались. Глядя на Барти, он почти залпом выпил половину бурбона, после чего встал и отошел к окну.

– Откуда ты узнала? – только и спросил он.

* * *

История это оказалась очень печальной. Милая пара средних лет, что жила в Саммите, штат Нью-Джерси, вовсе не была родителями Чарли. У этих людей он работал садовником, когда учился в колледже. Его настоящая мать, которую звали Нанетт, работала официанткой в одном из баров Квинса. Имени отца он не знал. Пьяница, не державшийся ни на одной работе, отец за год совместной жизни успел несколько раз серьезно избить мать. Причиной последнего избиения послужила ее беременность. Больше она мужа не видела.

Несколько недель Нанетт еще ждала, питая слабую надежду, что он одумается и вернется. Будучи добропорядочной католичкой, она и не помышляла об аборте. Чарли родился в больнице штата. В течение первых трех лет его жизни Нанетт кое-как удавалось сводить концы с концами. Каждый вечер она запирала Чарли в комнате, которую снимала, и шла на работу в бар. Днем Нанетт подрабатывала уборкой и платила соседке, чтобы та присматривала за Чарли. Нанетт экономила на всем и частенько недоедала, отдавая лучшие куски ребенку. Вечерами она привязывала малыша к кроватке, чтобы не выпал. Но однажды Чарли все-таки сумел перелезть через борт. Он упал, и очень неудачно, сломав ногу. Вернувшаяся Нанетт застала его на полу громко вопящим от боли. Решив больше не искушать судьбу, она по совету приходского священника отдала ребенка в приют Святого Антония в городке Торнклифф.

Приют оказался не таким уж плохим местом. Он занимал большой загородный дом, в котором было холодно и не хватало мебели. Однако Чарли не подвергался здесь телесным издевательствам, что нередко случалось в католических приютах. Его досыта кормили и сносно одевали. Правда, ни любви, ни ласки он не видел. Пару лет Нанетт время от времени навещала сына. К этому времени она нашла себе другого мужа, который поставил ей условие: Чарли не должен жить вместе с ними.

Чарли был уже довольно большим. Он очень любил мать и сильно тосковал по ней. Нередко он садился на кровать и плакал, колотясь головой о стену. После редких материнских визитов Чарли становился совсем отрешенным. Он отказывался от пищи и целыми днями сидел, посасывая палец, с глазами, полными отчаяния.

Постепенно он привык к приютской жизни и уже не тосковал по матери. Ее отчасти заменила молоденькая и симпатичная монахиня-ирландка, присматривавшая за младшими детьми. Она возилась с ним, а по вечерам, если он плакал и не хотел спать, присаживалась на кровать и пела. Монахиня и дальше продолжала опекать Чарли, поощряя его интерес к музыке, искусству и, как ни странно, к крикету, которым сама увлекалась. Она умерла от туберкулеза, когда Чарли было десять лет. Он тяжело переживал ее смерть.

В приюте жили около полусотни детей, за которыми присматривали и с которыми занимались католические монахини. Эти женщины старались изо всех сил, но далеко не всегда их усилия вознаграждались. Мальчишки, становясь подростками, отбивались от рук, и у них возникали неприятности с полицией. Чарли не отбивался от рук и не попадал в неприятные истории. Он был лучшим учеником в классе. Учеба стала его единственной радостью в жизни. В четырнадцать лет он начал посещать местную среднюю школу. Блестяще окончив ее, он получил стипендию и смог поступить в Колумбийский университет, где изучал математику и политологию. Учеба давалась ему легко. В отличие от однокурсников, он никогда не корпел над учебниками. Чарли обладал феноменальной памятью и способностью удерживать знания. Оба этих качества очень помогали ему во время сессии.

Редко кто из воспитанников приюта Святого Антония шел учиться в колледж, поэтому получение стипендии и учеба в Колумбийском университете были поистине великим достижением. Нужда продолжала оставаться верной спутницей Чарли. Стипендии едва хватало, чтобы оплачивать учебу. Чарли снимал плохонькую квартирку в двух милях от университета, поскольку там жилье было дешевле. Вечерами он работал в баре. На Рождество и День благодарения ему некуда было идти, кроме своего нищенского жилища. Он брал дополнительные часы, только бы заглушить тоску и одиночество, но они все равно давали о себе знать.

К этому времени у Чарли появились хорошие друзья. Однако студенческая среда впервые наглядно показала ему всю унизительность его положения. Он был не только беден. У него не было корней: родителей, семьи, личной истории. Однокурсникам Чарли рассказывал сочиненную историю, будто его родители погибли в автомобильной катастрофе, но ему не особо верили. Выходцы из обеспеченных семей, не обремененные добротой, однокурсники поглядывали на него сверху вниз, смеялись над его дешевой одеждой, акцентом и отсутствием социального статуса.

Один из друзей рассказал ему, как в прошлом году работал в загородном клубе на побережье штата Мэн.

– Чаще всего на кухне, но иногда удавалось встать за стойку. Это было глотком свежего воздуха. Работа тяжелая, зато какое место!

Летом Чарли отправился на побережье. Добирался туда на попутных грузовиках. Приехав, стал обходить бар за баром, пока не нашел работу. Работая, он открыл для себя совершенно незнакомое племя людей: праздных, привыкших удовлетворять свои прихоти. Они происходили из потомственно богатых семей, учились в университетах Лиги плюща. Они получали слишком много жизненных благ, почти ничего не отдавая взамен. И Чарли понял: он хочет походить на этих людей.