Страсти по Митрофану - Наталия Терентьева

Митя спокойно набрал номер Сени. Он уже договорился с ним. Если отец спросит…

Филипп взял трубку, страшно улыбнулся, глядя на Митю, и нажал отбой.

– Так, значит, ты со мной, сына… Ладно!!! Ладно…

Филипп потоптался у двери сына, обнял было его, оттолкнул, поперекладывал какие-то книги на столе, вышел из комнаты, сильно хлопнув дверью, что-то заорал Марьяне, Митя услышал звон разбитого стакана, услышал, как охнула и, кажется, заплакала мать… Или не заплакала… Засмеялась. Кажется… И не вышел из комнаты. Нет, он не будет с отцом говорить об этом, ни за что.

Митя открыл Интернет, быстро удалил два последних письма Тоси, которые он не открывал.

Тось, я занят, не пиши мне.

Он отправил сообщение сразу, пока не передумал. Это не значит, что она действительно не станет больше писать. Но он ей сказал, ему нужно это было сказать.

Нам надо поговорить, – тут же написал он Эле.

Не о чем. – Эля ответила быстро, сразу. На это он даже не рассчитывал.

Давай встретимся.

Нет, Митя. Ничего больше не будет.

Давай встретимся.

Нет.

Ты с тем парнем из Юрмалы?

Это Никита. И вообще тебя это не касается.

Хорошо.

Митя выключил телефон. Не касается так не касается. Он унижаться не будет. У него есть музыка. Больше у него ничего нет. У него есть еще родители, батя. Он его очень любит, но с ним тяжело. Тяжело…

Вообще все очень тяжело. Тяжело играть по четыре-пять часов. Он знает, зачем он играет, но очень тяжело, иногда муторно, иногда невыносимо. Тяжело тянуться в школе, пытаться хорошо учиться, отец настаивает, хочет, чтобы он окончил с хорошими баллами – вдруг пригодится. Зачем, для чего? Ему для поступления в консерваторию баллы по общеобразовательным предметам вообще не нужны. Нет, уперся – учись, чтобы сдать экзамены. Учи физику – мужику нужна физика. Учи географию – мужику нужна география. Не пропускай никакие уроки – мужику нужна дисциплина.

И Митя тянет, тянет, спит по пять-шесть часов, учится, учится… Ничего интересного. Интересно – рисовать. Он рисует, рисует в школе, рисует, когда отец редко, но выходит из дома, прячет потом рисунки. Но он отлично понимает, что все, что он рисует, это плохо, это очень плохо, бездарно. Рисует он только потому, что не может не рисовать. Удовольствия это не приносит, одну муку. Тем более что рисование – это слабая замена лепке. Он хочет делать что-то руками, всегда, всю жизнь. Но это запрещено, в этом смысла нет. Наверно, отец прав – и в том, что Митя бездарен, отцу же виднее, и в том, что искусством заниматься нет смысла, все равно никаких перспектив нет.

Митя залез как-то на сайт художественного училища, посмотрел требования для поступления… Ничего себе… Просто так, с улицы не придешь. Надо сдавать рисунок – «классику», надо знать специальные вещи, надо где-то учиться, в художественной школе, хотя бы в кружке, сам этому не научишься – нужно рисовать на вступительном экзамене кувшины с тенями и прочую обязательную муть… Тайком от отца можно было к Тосе бегать, а заниматься в художественной школе тайком не получится. Да и зачем – что потом делать? Сидеть, как отец, всю жизнь – ждать заказов?

Митя гнал от себя эти мысли, но деваться от них было некуда. Спасало только одно – фанатичная вера отца в его музыкальный талант и то, что Митя сам постепенно поверил в это. Что может быть лучше карьеры мировой звезды? Всемирно известного музыканта? Митя знал, что люди странно на него смотрят, когда он отвечает, что хочет стать солистом-виолончелистом. Но, наверно, им странно, что все вокруг хотят стать экономистами, а он – музыкантом, да еще и мировым!

Эля… Мите не давала покоя сцена, которую он сегодня наблюдал в школе. Приехал, наглец, качает свои права…

Митя быстро оделся. Решил пройтись до Элиного дома. А что? Может, он прогуливается и мимо ее дома случайно пройдет, район-то один… Он видел, что она отвечала ему с компьютера. Значит, дома.

Подойдя к ее дому, он написал:

Выйди. Поговорить нужно.

Митя подождал. Посмотрел на окна. Он ведь не знает, где точно она живет. У нее двухэтажная квартира, и из нее видны башни Москва-Сити, значит, не на втором этаже. Может, она и говорила, да он часто засматривался на нее, что-то пропускал мимо ушей. На нее засматривался, к своим ощущениям прислушивался… Может, вон то окно, с белыми шторками? Мите показалось, что он даже видит Элю в окне. Или очень хочет увидеть…

Сообщение не прочитано. Митя погулял десять минут, полчаса, час. Еще раз написал:

Нам нужно поговорить. Мне есть что сказать.

Нет, не читает. Она в Сети, с компьютера. Это – ее ответ. Видит, что он пишет ей, и не читает. Ладно, понятно. Она не хочет иметь с ним дела. Она обиделась. Она ревнует к Тосе. Может, написать, что все это ерунда?

Если ты из-за Тоськи, то зря. Это другое. Я тебе объясню.

Как бы он стал это объяснять, Митя не думал. Какие бы слова нашел… Нашел бы! Лишь бы она вышла. Разве человек не имеет права ошибаться? То, что он провел август с Тосей – это была ошибка? Вообще-то до сегодняшнего дня Митя так не считал. Пока не увидел, что у Эли – другая жизнь, в которой, судя по всему, ему нет места.