Власов против Сталина. Трагедия русской освободительной армии 1944-1945 год - Иоахим Гофман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Генерал-майору Закутному было ясно с самого начала, что программа Главного гражданского управления РОА не может быть реализована без поддержки немцев. Он сам и его уполномоченные немедленно связались с компетентными немецкими инстанциями (кадровое управление СС, Главное управление имперской безопасности, гестапо, Германский трудовой фронт, Имперское земельное сословие), чтобы добиться от них путем переговоров, большей частью сложных, хотя бы ряда уступок. С какой последовательностью КОНР вступался за соотечественников в Германии, вытекает из того, что уже 23 ноября 1944 г. рейхсминистр Розенберг, который хотя и не противостоял «власовской акции» в принципе, но хотел подчинить ее своим диаметрально противоположным планам, пожаловался на три основополагающих политических требования Власова, а именно, требования о равноправии восточных рабочих, о возможности их свободного передвижения и об устранении нашивки «Ост», которые, как он писал, будут, «разумеется», отклонены [914]. Но столь само собою разумеющегося, как, видимо, считал Розенберг, отказа не последовало. 8 января 1945 г. оберфюрер д-р Крёгер имел беседу с рейхсфюрером СС, в которой тот проявил «полное понимание к пожеланию генерала Власова» [915], чтобы «со временем упразднить» все дискриминационные предписания в отношении восточных рабочих. Гиммлер в принципе согласился уравнять русских с прочими иностранными рабочими (французами, бельгийцами, голландцами) «в отношении снабжения, вознаграждения за труд и т. д.»; если понадобится, как он заявил, даже за счет «понижения содержания остальных иностранцев». Он, правда, не хотел отказываться от внешнего знака отличия для русских, как того желало гестапо, однако тот должен был лишиться «всякого дискриминационного характера». Так, он говорил о «значке или чем-то подобном в качестве национального знака борьбы с большевизмом». Образцы национальных знаков отличия, безупречных в политическом и художественном отношении, для русских, украинцев и белорусов были опубликованы в газете «Воля народа» еще 20 ноября 1944 г. Подобно Гиммлеру, и рейхсмаршал Геринг, с которым Власов 2 февраля 1945 г. имел в Каринхалле продолжительную беседу, был очень любезен [916]. С прямо-таки обезоруживающей наивностью Геринг признал, что в отношении русских «по незнанию были допущены крупные ошибки». Он сам, к примеру, считал, «что каждый русский воспринимает обращение с помощью нагайки, так сказать, как «норму», что она подходит этой народности и что без такого обращения вообще нельзя ожидать трудовых достижений». Геринг, который признался, что скорректировал свои взгляды, теперь в ответ на серьезные просьбы Власова заявил о безоговорочной готовности выступить за уравнивание русских с остальными иностранцами в отношении «заработной платы, питания и общего обращения» и в своем качестве уполномоченного по 4-летнему плану дать соответствующие указания.
Возникает вопрос о результатах многообразных усилий, хотя столь незадолго до конца войны они могли иметь скорее символическое, чем реальное практическое значение. То, чего КОНР смог добиться на благо русских соотечественников в Германии, представляет интерес прежде всего потому, что одновременно является критерием для политико-исторической оценки всего Освободительного движения. Некоторые из русских требований действительно являлись столь обоснованными, что они были признаны и немцами и потому могли быть воплощены в реальность, хотя отчасти и с некоторым сопротивлением. Сюда относятся: уравнивание продовольственных рационов восточных рабочих с рационами рабочих из западноевропейских стран, повышение денежных выплат, лучшее снабжение одеждой и предметами обихода, улучшение медицинского обслуживания и т. п [917]. В целом была признана и необходимость изменения общих методов обращения с русскими. Гестапо издало строгую директиву, угрожавшую начальникам лагерей и другим немцам в случае оскорбительного обращения с подчиненными им восточными рабочими или какого-либо превышения своих полномочий, например, с целью расхищения продуктов питания, немедленным смещением и в случае серьезных нарушений – отправкой в концлагерь. В виде опыта была создана рейдовая комиссия, состоящая из представителя КОНР, представителя кадрового управления СС, а также из члена Германского трудового фронта с совещательным голосом, которая проинспектировала ряд лагерей восточных рабочих в районе Берлина и в двух случаях сообщила о правонарушениях со стороны немецких начальников лагерей. Как сообщил и генерал-майор Закутный в своем интервью 6 декабря 1944 г., уже в первое время было смещено со своих постов или привлечено к ответственности иным способом, видимо, немало лагерных начальников. Однако успех в этом вопросе не может скрыть того факта, что выполнения других требований русским добиться не удавалось вовсе или удавалось лишь с большим трудом. Так, например, председатель оргкомитета Союза молодежи Дьячков в своем докладе 22 марта 1945 г. призвал на помощь Президиум КОНР, поскольку немецкие инстанции, вопреки всем усилиям, в течение трех месяцев тянули с решением по вопросу молодежного союза [918]. По его мнению, это было связано с принципиально иной, по сравнению с другими молодежными союзами в германской сфере влияния, организационной формой запланированного СМНР, который должен был – вместо «вождистского принципа» сверху донизу – строиться с акцентом на принцип выборности снизу доверху и перенести центр тяжести своей воспитательной работы в основное звено – ячейку. Однако представители оргкомитета, не дожидаясь немецкого разрешения, тем временем начали в ряде областей рейха работать в лагерях просто по своей инициативе.
Крайне сложно складывались переговоры о назначении полномочных представителей КОНР с Германским трудовым фронтом (ГТФ), которые вел преимущественно Майер, свободно говоривший по-немецки знаток ситуации [919]. ГТФ, чей руководитель д-р Лей относился к власовскому движению с явным непониманием, желал признавать лишь представителей, назначенных собственной организацией и тем самым зависимых от нее, а не уполномоченных КОНР. Однако в этом вопросе русские не пошли ни на какие уступки. Генерал Власов, стремившийся к назначению подлинных защитников прав восточных рабочих, проинструктировал своих представителей на переговорах настаивать на полной независимости уполномоченных КОНР либо сорвать переговоры. Понадобились еще большие усилия, пока русские смогли добиться своих требований. На русско-немецком совещании 4 марта 1945 г., в котором участвовали также представители кадрового управления СС и Министерства иностранных дел, представитель ГТФ рейхсамтслейтер Менде наконец заявил о готовности признать инструкции КОНР по уполномоченным, включить таковых в свой аппарат и разрешить им также беспрепятственный доступ к лагерям восточных рабочих. Однако система начала удовлетворительно функционировать лишь в немногих областях рейха – Тироль-Форарльберге, Галле-Мерзебурге и в Судетской области. Ведь из списка 114 первоначально выдвинутых уполномоченных КОНР в марте 1945 г. получили одобрение лишь 16, среди них Рипуленко, Баратов, Хромов, Лихтенбергский, Ругтешель, Ковалёвский, Баснин, Волконский, Ещиковский, Оглоблев, Фогт. В отличие от Германского трудового фронта, организация Имперского земельного сословия, ответственная за восточных рабочих в сельском хозяйстве, с самого начала проявила большую предупредительность. Решения о назначении уполномоченных КОНР удалось принять без сложностей, с обоюдного согласия. Правда, их реализации помешал приблизившийся конец войны.