Золотые земли. Совиная башня - Ульяна Черкасова

Проснулись те, кто ещё спал, и тихими сгорбленными тенями поплыли из тёмных закутков к солу, чтобы объединиться с остальными в молитве.

– Совин восстановят рано или поздно, – Милош теперь говорил чуть громче, ведь вокруг не осталось никого, кроме Стжежимира. – Но вряд ли нам найдётся тут местечко. Можно пойти в Твердов.

– Что я забыл в такой глуши? – возмутился искренне Стжежимир. – Принимать роды у кметок и лечить их мужей от поноса? Нет уж, благодарю.

– Что тогда ты собираешься делать?

Целитель нахохлился, словно воробей, заёрзал на месте, устраиваясь поудобнее.

– Я решил плыть на Айос.

– Что?

– Многие здесь собираются вернуться на Благословенные острова, я хочу отправиться с ними. В Империи пусть так же ненавидят чародеев, как и здесь, но ценят хороших целителей, а я, видит этот их Создатель, лучший ученик Виссариона Акинского.

Милош слушал учителя и не находил слов, чтобы возразить. Разве ему было что предложить? Остаться с ним в разрушенном Совине, искать убежища в Твердове? Пытаться заново построить свою жизнь на обломках? Стжежимир был с Милошем почти всю его жизнь. С тех пор как рухнула Совиная башня, учитель оберегал его, делился знаниями, а теперь…

Что он мог сказать?

– А я?

Стжежимир вскинул кустистые брови, морща лоб ещё больше.

– Можешь отправиться со мной. В старческой немощи всегда пригодится помощник.

– Для этого ты найдёшь себе новую Горицу.

Учитель пожал плечами равнодушно, мол, найду.

Засасывающей, тянущей, словно заживающая рана, болью отдалось что-то в груди. Казалось, что Милош угодил ногой в трясину, и его затягивало всё глубже.

В Совине он остался совсем один. Пропали без вести Ежи и Горица, исчезла во всполохах пламени Дара, ускользнула от него навеки Белая Лебёдушка, и даже Стжежимир покидал город. От Совина не осталось ничего, что было дорого Милошу. Ничего, даже самого Совина. Когда разберут завалы, когда восстановят уцелевшие дома и построят новые, то будет уже другой город, чужой, не тот, с которым Милош вместе рос.

Ничто не держало его больше в Рдзении. Сокол был волен лететь куда угодно.

– Так что? – спросил Стжежимир. – Отправишься со мной?

Пение затихло, но эхо голосов ещё долго звенело в каменных сводах храма.

Игла в тонких пальцах замерла, пяльцы остались лежать на коленях. Венцеславе не удавалось дальше притворяться, что она занята вышивкой.

– Значит, ты отныне на службе в Тихой страже, – сказала она задумчиво, но в голосе и взгляде её промелькнуло разочарование. – Должна сказать, я рада, что ты нашёл себе… занятие по душе.

– Вовсе нет, совсем не по душе, – воскликнул с горячностью Ежи и чуть не сорвался с места, желая подойти ближе к госпоже, пояснить ей, что он, несчастный Ежи, никак не мог выбирать себе судьбу, а лишь старался подстроиться под обстоятельства, чтобы выжить. – Гжегож держал меня в темнице, а после решил взять к себе на службу.

– Того, кого держал в темнице? – с сомнением спросила Венцеслава.

Она отложила на столик для рукоделия иглу, нити и пяльцы, расправила на коленях складки голубого платья.

Ежи и сам до конца не понимал, отчего Гжегож приблизил его к себе и даже учил сражаться, но догадывался, зачем приказал именно ему, слуге бывшего королевского целителя войти в доверие к жене Идульфа Снежного.

Несколько дней Ежи не знал, что происходило в замке и в городе, его опять держали взаперти, но вчера Гжегож, наконец, пришёл сам и рассказал, что он являлся главой Тихой стражи, а Ежи отныне числился у него на службе. И первым заданием для Ежи было просто сходить в гости к Венцеславе. Просто, казалось бы, сходить в гости. Но у главы Тихой стражи никогда ничего не бывало просто так.

Белая Лебёдушка не смотрела на Ежи, разглядывала перстни на ухоженных руках.

– Думаю, Гжегож считает, что мне ты доверишься, госпожа, – произнёс робко юноша. – Я же слуга Милоша и Стжежимира. Был им… а обоих обвиняют в колдовстве.

– А я – жена Охотника, который пустил нечистую силу в город.

– Правда?

– Ты и сам прекрасно знаешь, что это сделала та девчонка, которую привёл в Совин Милош. Я своими глазами видела, как она призвала в мой дом чудище, и оно убило людей и начало пожар, – красивые губы скривились от злости, глаза сверкнули яростью, и Ежи не смог ничего сказать в ответ. Он никогда не видел её такой, он даже представить её такой не мог.

Он был ошарашен внезапной вспышкой. Белая Лебёдушка всегда оставалась спокойна, как и подобает благородным девицам, с лица её никогда не исчезала лёгкая улыбка. Но теперь она прожигала Ежи злым взглядом.

Со своей лавочки у камина подскочила старая служанка, засеменила к хозяйке. Она склонилась и зашептала что-то на ухо Венцеславе.

– Оставь, милая Щенсна, не стоит, – мягко произнесла Венцеслава, речь её вновь полилась безмятежным ручейком. – А ты скажи своему новому господину, Ежи, что я не виновна ни в колдовстве, ни в сговоре с чародеями и не знаю ничего о делах своего мужа. Но передай ему так…

Она запнулась на полуслове, задумалась.

– Если ты действительно мой друг, Ежи, то передай Гжегожу, – продолжила она, гордо вскинув головку в короне золотых волос, – Что я не знаю большего счастья и чести, чем служба истинно рдзенскому правителю, и что я, пострадав от колдовства и коварства чародеев и чужаков, как никто другой желаю их изгнания и наказания за преступления. Да, так и скажи. Скажи, что я всю себя готова положить на борьбу за сильную Рдзению и за древние её устои.

– Счастье и честь, – пробормотал Ежи, пытаясь запомнить. – Истине и королю…

– Что такое? – слегка нахмурила брови Венцеслава.

– Нет-нет, госпожа, просто ты так красиво говоришь, мне в жизни не повторить правильно.

Старая служанка сложила руки на груди и скривила рот.

– А если и повторит, то от глупости и забывчивости всё переврёт, – добавила она.

Ежи зарделся от стыда, открыл рот, чтобы возразить, но потупил в смущении взгляд. Пусть старуха и была зла, как полуночница, но права.

Тихий вздох сорвался с губ Лебёдушки.

– Тогда, милый Ежи, скажи лучше, что я пострадала от колдовства и готова бороться с ним и с любым, кто желает зла Совину и Рдзении. Даже с собственным мужем, если он окажется неверен королю Властимиру.

– Скажу, – промямлил Ежи и попятился к двери. – Спасибо за встречу, госпожа, не смею больше тревожить…

– Подожди, – послышались лёгкие шаги.

Ежи вскинул взор и застыл с открытым ртом, не в силах перестать любоваться Венцеславой, а она будто плыла к нему навстречу по комнате. Дорогие ткани платья облегали стан, и уже заметен стал небольшой живот.