Паломничество Ланселота - Юлия Вознесенская

— Ничего не выйдет! И учти, поганец, если ты попытаешься помешать спасти тебя, я сам тебя сброшу с Башни, как только Мессия починит мне руки! Ты меня понял?

— Понял, понял, — сказал Ланселот и усмехнулся: это сам Жерар еще не понял, что ему, Ланселоту, и в самом деле пришел конец.

И конец этот один — распятие. "Никуда мне от Тебя не деться, — грустно пошутил он про себя, мысленно обращаясь к Христу, — никогда не мечтал я о стигматах, а вот, надо же, того и гляди сподоблюсь…".

Когда на балконе появились Инга с Вандой, Ланселот оставался сидеть, прислонившись спиной к ограждению, и только махал им издали рукой и улыбался все время, пока они, перегнувшись через перила балкона, бросали банки с едой Жерару и, конечно, расспрашивали его о том, что случилось с Ланселотом и где его коляска. Выслушав его, они сразу же исчезли.

Ночью Ланселоту так и не удалось покинуть Жерара. Он просто не успел это сделать. Как только с балконов удалили зрителей, с одного из них с грохотом упал какой-то мешок. Вслед за тем с балкона свесилась веревка. Потом они увидели, как через ограждение перелезла худощавая темная фигурка, скользнула вниз по веревке — и вот перед ними явился Тридцатьпятик! — Привет, ребята, вот и я!

Кожа на лице у Тридцатьпятика была розово-белой, гладкой и нежной, как у молоденькой девушки. Он был хорошо отмыт, весь благоухал и одет был в новенький черный спортивный костюм. Обрадованные Жерар и Ланселот постеснялись притронуться к такому красавчику, но он сам кинулся обнимать их. — Вы видите, видите, какой я стал? — Прямо маленький лорд Фаунтлерой!

— Это вы про мои локоны? Я хотел их остричь, но Ванда с Ингой не дали: они со мной как в куклы играют — то наряжают, то причесывают. Предупреждаю, ребята, после исцеления они вас замучают!

— Лично я совсем не прочь, — ухмыльнулся Жерар.

— С тобой все ясно, Жерар. Ребята, а где коляска? — На пол-яруса позади. — Я побежал к ней!

И он помчался вниз, подхватив свой мешок, из которого торчал длинный поблескивающий стержень.

— Вот так, друг Ланселот Озерный! — сказал Жерар. — Чего-то подобного я и ждал. У парнишки в мешке инструменты, и он собирается чинить твой "катафалк".

Ланселот ничего не ответил и снова откинулся к стене, сделав вид, что дремлет. Он боялся поверить в то, что Тридцатьпятику в самом деле удастся починить его коляску. Мальчик долго не появлялся, и Ланселот с Жераром оба уснули, чтобы не терять силы и время на беспокойство. Потом они услышали сквозь шум ветра шаги Тридцатьпятика, а еще через несколько минут увидели его, катящего перед собой коляску.

— Получайте ваш транспорт, ребята! До бежит теперь до самого верха, только вдвоем в коляску не садитесь. — Как тебе это удалось, Тридцатьпятик?

— Да очень просто. Я же говорил вам, что занимался механикой в гараже у нас дома, так что я знал примерно, что нужно купить и принести сюда, чтобы починить эту бедную "катафалку". Пришлось ехать в старый город, чтобы купить нужные инструменты на базаре. Кстати, вам крупно по везло, ребята: если бы не сегодняшний ремонт, "катафалка" наша стала бы несколькими ярусами выше — она вся была забита песком. Я все почистил и смазал, теперь она гораздо легче пойдет.

— Ну спасибо, Тридцатьпятик! Скажи-ка, а как ты себя чувствуешь? — Потрясающе! — Так тебя Ванда с Ингой забрали к себе?

— Конечно. Там и для тебя комната приготовлена, Жерар, так что ты о будущем не волнуйся. Ты только первым прийди на своем финише.

— Я постараюсь, Тридцатьпятик. Слушай, а как, кстати, твое настоящее имя? В "Бегунке" об этом не было ни слова.

— И не будет. Когда Мессия меня исцелял, рядом с ним стоял мой отец. Он ничего мне не сказал, но по его глазам я понял, что если я назову свое настоящее имя — из Башни через час вынесут мой красивый труп. Я сказал, что хочу сохранить свое имя в тайне.

— Вот как… Ну что ж, оставайся для нас Тридцатьпятиком. — Девицы сократили меня до Пятика.

— Под любым именем ты наш друг, — улыбнулся Ланселот.

— Вот и я так думаю. Все, ребята, я должен бежать, а то еще встречу отца — он каждое утро является к Мессии на заседание Совета мирового правительства. — Так он у тебя министр, что ли?

— Он людскими ресурсами занимается, человечество счастливит. Ну пока! Скоро увидимся с тобой, Жерар! А после — с тобой, Ланс. Желаю вам удачи. — Счастливо, Пятик! Будь осторожен! — Постараюсь!

Ловкий мальчишка быстро вскарабкался по веревке на балкон. Жерар привязал к концу веревки мешок с инструментами, Пятик втянул ее, отвязал веревку, уложил ее в сумку, помахал друзьям и исчез.

— Ну как коляска, сэр Ланселот Позорный? — спросил Жерар, когда Ланселот уселся в нее и проехал несколько метров.

— Коляска — блеск! Идет втрое легче, чем раньше. А почему это я Ланселот Позорный? Чем же это я так опозорился?

— А тем, что своих друзей посчитал чуть не за дерьмо, которым в нас зрители бросают. — Я так никогда не считал.

— Тогда зачем настаивал, чтобы я бросил тебя и шел вперед один? Для красоты, что ли, для позы? В таком случае ты — Ланселот Позёрный. — Жерар!

— Что "Жерар"? Ты скажи прямо — стыд но тебе? — Стыдно.

— Ладно, тогда поехали! Мы уже черт знает сколько времени потеряли. И в наказание ты теперь будешь спать до тех пор, пока на трассу не выйдут служители!

Жерар взялся за спинку коляски, и Ланселот не осмелился ему возразить, к тому же коляска и впрямь шла теперь гораздо легче. Он откинул голову и уснул.

Рассвело. Оба заметили, что на этой высоте было светло, когда внизу Вечный город еще лежал в предутреннем сумраке. Вот-вот на трассе должны были появиться служители и клоны. Но сначала появилась Ванда. Легкой тенью она соскользнула с балкона по веревке, подбежала к Лансу и тронула его за плечо.

Убедившись, что он не спит, она разбудила Жерара. На плече у нее был рюкзачок, из которого она достала небольшую клетчатую салфетку, расстелила ее прямо на асфальте и стала сервировать им завтрак: термос с кофе, горячие булочки, сыр и апельсины.

— Балуешь ты нас, Ванда. И на ходу бы отлично поели.

— Еще придется на ходу есть. Давайте, загружайтесь калориями! Для тебя, Ланс, есть еще кое-что. Мы с Ингой были у Дженни в Гефсимании. Вот тебе от нее записка и еще вот это, — Ванда достала со дна мешка и протянула ему маленькую бутылочку и свернутую бумажку. "Ланселот, еще не поздно — вернись! Твоя Дженни", — прочел он.

— А это что? — спросил он, разглядывая крохотную стеклянную бутылочку с нарисованным на ней крестиком.

— Это святая вода. Дженни велела тебе пить ее по глотку и мазать раны на руках.

— Ах, Дженни, чудачка моя неисправимая! — засмеялся Ланселот. Он поцеловал бутылочку и спрятал ее в карман рубашки. — Лечиться святой водой я, конечно, не стану, но все равно — спасибо. Этот сувенир будет мне напоминать о ней.