Грозы и звёзды - Оливия Вильденштейн

Высвободившись из рук своих братьев, я захромала прочь от Камиллы и от той девушки, в которую она меня превратила.

ГЛАВА 63

— В каком виде ты хочешь яички? — спросил папа, когда я села у острова, на котором уже стояло приличное количество еды.

— Оплодотворенные? — пробормотал Найл себе под нос и кашлянул.

Я закатила глаза, которые после двенадцати часов непрерывного сна, не сделались менее опухшими.

— Напомни, сколько тебе лет?

Эйделин шлепнула его по шее, проходя мимо него с кружкой в руках, которую она поставила передо мной.

— Чёрный.

— Прямо как сердце убийцы, — съязвил Нэш со своего места, где он послушно резал клубнику и кидал её в гигантскую миску.

— Нэш! — глаза Эйделин округлились.

— Что? Слишком рано?

Она покровительственно положила руку мне на плечо.

— Всегда будет слишком рано.

Когда все замолчали, не зная, что теперь говорить в моем присутствии, я поднесла кружку к губам и сделала глоток обжигающего кофе. На вкус он не был похож на тот кофе, что я пила вчера, но, тем не менее, он вернул меня в «Сеульскую сестру», в коттедж в лесу и к озеру.

Выстрелы раздались у меня в голове.

Руки начали дрожать. Кофе перелился через край и обжёг кожу. Я поставила кружку и вытерла пальцы о салфетку, как вдруг открылась входная дверь, впустив внутрь поток ледяного воздуха и запах…

Лиам появился в проеме двери, ведущей в кухню, и снял свою бейсбольную кепку.

— Привет.

Я спустилась со своего стула.

Его темные глаза сверкнули, когда я приблизилась к нему. Только вот он не знал, что я шла не к нему. Хромая, я прошла мимо того места, где он стоял. Моё колено было фиолетовым в том месте, куда Камилла ударила прикладом своего ружья. Я вцепилась в перила, чтобы подняться по лестнице и вернуться в свою комнату.

В кухне раздались приглушенные разговоры. Папа, который всегда был гостеприимным, предложил Лиаму поесть. Лиам отказался. Мама спросила про Шторма и о том, не была ли нужна Лиаму помощь с ним? Я крепко зажмурила веки, в надежде, что он откажется. Я хотела увидеть Шторма, но если бы он снова назвал меня мамой, это сорвало бы тот пластырь, которым я залепила своё сердце.

Я прислонилась к двери своей комнаты и сжала дрожащие пальцы в кулаки.

Скрипнули ступеньки, и затем запах Лиама проник внутрь сквозь края деревянной двери.

«Никки, мы можем поговорить?»

Я закрыла глаза.

— Никки?

— Уходи.

— Детка, пожалуйста.

— Не называй меня так, — огрызнулась я.

Его расстроенный вздох проник сквозь дверь.

— Я просто хочу поговорить.

— А я просто хочу, чтобы меня оставили одну.

Между нами повисла тишина. Она была такой плотной и тяжёлой, как то тепло, что исходило от моего радиатора.

Лиам проговорил всего одно слово:

— Когда?

Я облизала нижнюю губу. Она всё ещё была немного опухшей.

— Что когда?

— Когда ты будешь готова поговорить?

— С тобой? Вероятно, никогда. Я лучше приберегу свои слова для тех, кто меня по-настоящему слушает.

Половицы за дверью моей спальни скрипнули.

— Я это заслужил.

Я оттолкнулась от двери и подошла к окну. Мои ноги, одетые в носки, слегка коснулись выдвижного матраса, на котором сегодня ночью спала Эйделин. Она заявила, что согласно традиции ей надо было избегать жениха перед брачной ночью, но я знала, что всё это не имело никакого отношения к древним поверьям.

«Никки?»

На этот раз я не ответила. Я сказала ему, что не хочу разговаривать, и всё же разговаривала. С меня было довольно разговоров.

После нескольких долгих минут, он испустил еще один вздох и ушёл. Он, должно быть, почувствовал, что я смотрела на него, когда пошёл прочь от нашего дома, потому что он повернулся и запрокинул голову. Я попятилась. И когда мои икры ударились о матрас, я опустилась на него.

* * *

Стук в дверь заставил меня отвести глаза от игры света и тени на полосатом бежево-розовом ковре.

— Дорогая, я могу войти?

— Конечно, мам.

Она вошла с дымящейся кружкой чая и моей сумкой.

— Нэйт и Бейя привезли её назад.

Она положила сумку на мой рабочий стул.

— И они пригнали твою машину.

— Как Бейя?

— Бодрится. Она невероятно смелая.

Мама подошла ко мне и протянула мне кружку.

Я приподнялась, прислонилась спиной к изголовью кровати и взяла предложенную мне кружку.

— Когда похороны?

— Их не будет.

Я нахмурилась.

— Они сожгли коттедж дотла, после того, как мы уехали. Слишком много мёртвых тел, которые пришлось скрыть.

— Но ведь будет какая-то церемония?

Мятный пар, поднимавшийся от чая, согрел мои щеки.

— После свадьбы.

Мама провела по татуировке на своем пальце: «Ты моё солнце, мой ветер, мой дом».

— Ты простила её?

Она прошлась большим пальцем по слову «дом».

— Бестолковая любовь — это тоже любовь.

— Что это ещё значит?

— Бейя боялась потерять твоего брата, и страх толкнул её на опрометчивый поступок.

Она сделала паузу, а затем сказала:

— Как и Лиама.

Я опустила ресницы.

— То, что сделал он, и то, что сделала Бейя, даже отдалённо не одно и то же.

— Разве?

— Нет.

Она наклонилась вперед, обхватила руками мои щеки, а затем губами прижалась к моему лбу в неторопливом поцелуе. Её знакомый запах с примесью гвоздики и карамели окутал меня, подсластив остатки моей горечи.

— Не все такие же эмоционально бесстрашные, как ты, моя дорогая девочка.

Эмоционально бесстрашные? Скорее эмоционально наивные.

После её ухода я ещё долго прокручивала в голове её странный комплимент. Я точно так же, как и все, боялась терять людей. Тот факт, что я не пыталась изменить себя и не отталкивала других, не делал меня смелой.

ГЛАВА 64

Поселение пребывало в возбуждении из-за свадебных приготовлений. Коробки с мишурой и гирляндами перевозили и переносили из коттеджей в «Запруду». В каждом доме звенел смех, а прохожие кидали друг в друга лёгкие улыбки, точно снежки.

Большие трагедии сменялись большой радостью. Такова была наша жизнь — череда взлетов и падений.

Я была рада тому, что мы сейчас переживали взлёт, и в тайне надеялась выйти на плато, потому что мне не помешала бы пара лет беспрерывного счастья.

Когда я дошла до «Запруды» на закате, бабушка Ривз, которая заставила всех членов её команды по игре в лото прийти украшать помещение, и мама, которая позвала всех своих подружек и их мужей, уже полностью переключились в режим режиссеров-постановщиков. Стоя посреди темного сверкающего помещения, я медленно повернулась, чтобы насладиться его красотой.

Я