Голоса Памано - Жауме Кабре

Он потерял столько крови, что был белее снега, который уже почти весь сошел. С титаническим усилием он открыл глаза и увидел свою дочь Селию, которая плакала над ним, не издавая ни звука, как во время войны, и еще он услышал неясное бормотание суетившегося возле него человека и откуда-то издалека – нежный голосок Селии или Розы, говоривший мама, он проснулся. И тогда его жена взяла перепачканными в крови руками тряпку, которая прикрывала его рану, и сказала Жоан, тебя надо отвезти к врачу, я не знаю, что делать, а он в ответ только покачал головой, потому что его безжизненные губы не могли издать ни звука.

– Понимаешь, иначе ты умрешь. В твоем состоянии тебя не спасет даже вода из источника святого Амвросия.

Тогда Жоан Эспландиу из дома Вентура в Торене, родившийся в доме Томас в Алтроне, партизанский герой, прославивший грозное имя лейтенанта Марко, еле слышно произнес ты сама вытащишь из меня пулю ножом для чистки картофеля, тем, что с синим черенком, и первое, что пришло в голову Глории, было ах, Жоан, ты так давно не был дома, что даже не знаешь, что этот ножик давно сломался? И он ответил нет, я не знал. Это всего лишь пуля в животе. Если ты ее вытащишь…

Но женщина не знала, как справиться с раной. Пуля проникла слишком глубоко, и она не знала, что самая медленная и болезненная агония – это смерть от пулевого ранения в живот. Она только знала, что полчаса назад, когда стемнело и она поставила чугунок на огонь, звякнула створка окна, и она поспешила открыть его, думая вот Жоан и вернулся, как обещал девочкам, не предупредив, не спросив разрешения у моей жизни и спустя всего два дня после того, как ушел. Так и было, да, он вернулся без предупреждения, не спросив разрешения у ее жизни и спустя всего два дня после того, как ушел, но вернулся с пулей в животе, без кровинки в лице, бледный как призрак, и смерть смрадно дышала ему в затылок.

– Бог мой. Что мне делать?

– Уложи меня в постель.

– Ведь это ты устроил такое на кладбище.

– Давай попробуй остановить кровь. Пусть Манел взглянет.

И потерял сознание. Селия с Розой принялись плакать, все это было слишком тяжело для бедных девочек.

– Сходи за дядей. И поспеши! – сказала мать старшей из дочерей.

Однако и Манел Карманиу, который за свою жизнь помог разродиться более чем двум десяткам коров, ничего не смог сделать. Когда они уже решили было, что, коль скоро ему все равно суждено умереть, пусть все-таки врач его посмотрит, так он, по крайней мере, не подохнет, как собака под забором, Вентура, этот безнадежный упрямец, все же умер, только чтобы избежать прихода врача.

В пять часов утра тело лейтенанта Марко начало коченеть. Мать семейства рыдала, низко опустив голову, а девочки заснули, обессилев от горя, положив головы ей на колени и видя во сне все несчастья мира; Манел Карманиу погладил кузину по голове и сказал Вентура, Жоан умер, надо известить об этом. Не знаю кого, но надо известить.

– Этому не бывать. – Женщина вскинула голову и вмиг превратилась в сильную и стойкую Вентуру.

– Но послушай… Жоан ведь умер… Ему уже ничего не смогут сделать.

– Ты знаешь, за что его искали?

– За все. Но теперь ему уже не смогут причинить зла. – Манел взглянул на Жоана, неподвижно лежавшего на кровати. – Кладбище – это его рук дело?

Мать Вентура кивнула. Потом голосом, исходящим из самого нутра страха, сказала но мне кажется, его не за это преследовали.

– Да ладно, нам же известно, что все они хотели, чтобы Жоан сгнил в тюрьме.

– Нет-нет, его искали из-за… Из-за другого.

– Из-за чего?

– Лучше тебе этого не знать.

– Я ведь твой кузен.

– Мы с Жоаном убили Валенти Таргу.

– Бог мой.

– Бога нет. Пришлось ждать целых девять лет, но в конце концов нам удалось с ним покончить.

– Бог мой.

Панический ужас помог Манелу Карманиу вырыть могилу глубиной в девять пядей. Плохо различая все вокруг из-за застилавших глаза слез, они вдвоем все утро копали землю, пока женщина, чьи руки превратились в одну огромную рану, не сдалась, а Манел продолжал рыть все глубже и глубже, до глубины в девять пядей, дабы ни одна собака, ни одна крыса, ни один фашист не смогли даже представить себе, что Жоан Вентура, известный как лейтенант Марко, преследуемый фашистами, заочно приговоренный к смерти, ненавидимый шайкой франкистов в своей деревне, умер от застрявшей у него в животе пули и покоится во дворе своего дома без могильной плиты и даже без начертанного на земле имени, которое могли бы ясными холодными ночами прочесть сияющие в небе звезды. Покоится ровно под тем местом, где хранится телега, возле сарая с конской упряжью, и если при жизни он все время убегал из дома, чтобы бороться за свои призрачные мечты, то теперь он навсегда останется под боком у своей женушки, неподвижный, холодный, но упокоившийся в мире и совсем рядышком со своими. А все остальные запомнят его живым, сильным, мятежным и таинственным.

Закопав могилу, они договорились никому ничего не говорить, и женщина ничего не сказала даже своим дочерям, которые в этот ранний час крепко спали в полном изнеможении. Впрочем, возможно, они вовсе и не спали, потому что на следующий день мать увидела, как Селия, не говоря ни слова и думая, что ее никто не видит, взяла Розу за руку, повела ее во двор и, не пускаясь ни в какие объяснения, прикрепила к стене сарая, как раз над могилой, крестик из двух пальмовых листьев. Хоть мать Вентура уже давно перестала верить в Бога, крестик она не тронула, потому что его повесили дочери, единственные родные люди, оставшиеся у нее в этой жизни. Ни мать, ни дочери никогда больше не заговаривали о произошедшем, даже когда случилась такая несправедливая смерть Розы, никогда… вплоть до того дня, когда к ним заявилась эта глупая, пухленькая, что-то разнюхивающая учительница с фотоаппаратом в руках и спросила а Вентура, когда он вернулся в третий раз?

Если бы Пере Серральяк знал об этом, он взял бы своего сына за плечо, отвел во двор дома Вентура, вынул бы изо рта вечный окурок, выплюнул бы крошку табака и сказал бы выслушай меня хорошенько, Жаумет, и навсегда заруби это в своей голове так же хорошо, как ты делаешь это на камне. Крепко-накрепко запомни, что во дворе дома Вентура, возле стены, смежной с домом Марии дель Нази, на глубине девяти пядей под землей, в том месте, где Манел Карманиу оставляет телегу своей двоюродной сестры, когда возвращается с поля, под полусгнившим, еле заметным крестом из пальмовых листьев покоится тот, кто когда-то был контрабандистом, потом мятежником и партизаном, который всегда все делал по-своему и очень досаждал Главному штабу ИНС, дерзкий и неуловимый как благодаря своей безрассудной смелости, так и по причине исчерпывающего знания местности боец маки. Его подпольная кличка, которая никогда не войдет в историю, Жаумет, – лейтенант Марко. А его настоящее имя – Жоан Эспландиу-и-Релья, и родом он из дома Томас в Алтроне, был женат на Глории Карманиу, наследнице дома Вентура в Торене, которая дала ему свое имя, поэтому многие называют его Жоан Вентура; он отец Жоана Вентуреты, а также Селии и Розы Вентурета, и, надо сказать, отцом и мужем он был самым что ни на есть неказистым. Пусть он послужит тебе примером того, каким не следует быть, если однажды ты женишься, сынок. Но, видно, не было у него выбора. Может быть, мы смогли бы хоть немного разобраться в его истории, если бы знали, что именно произошло тридцать первого декабря тысяча девятьсот двадцать четвертого года, когда Жоан Эспландиу, двадцатиоднолетний командир отряда контрабандистов, спрятав товар в тайнике хижины Менаури и распустив своих крайне изнуренных после двух дней быстрого перехода людей, возвращался вдоль берега Памано домой и возле холмов Равель, где, как говорят, когда-то возвышались стены замка Малавелья, на склоне Бернуи заметил какого-то светлячка, который на поверку оказался огоньком сигареты. Это его поджидал Валенти Тарга из дома Ройя, который, увидев односельчанина, сказал своим невозмутимым баритоном мне бы очень хотелось знать, откуда ты, черт возьми, идешь.