Красный бамбук - Влад Савин

Ну и в дальнейшем – заключение между США и СССР договоренностей, позволяющих в будущем избежать вооруженных инцидентов на море, в воздухе, на суше – например, взаимно уважать право нейтральных вод.

– Вы имеете в виду ваши авианосцы в Балтийском море? – спросил Сталин. – Или даже в Азовском и Белом, как какой-то ваш сенатор призывал. Напомню, что понятие «зона жизненных интересов» придумали не мы. И не откажемся ни от своего права на исключительные полярные владения, к востоку от меридиана острова Медвежий, ни от предложения по Балтике, закрепленного договором всех балтийских стран и гарантированного ООН. Мы ведь не лезем в Мексиканский залив или в бухту Сан-Франциско. И простите, но мы не можем решать жизненные для ДРВ вопросы, не спросив мнения товарища Хо Ши Мина. К числу которых, безусловно, относится факт, что вьетнамцы, северные и южные, сами считают себя единым народом, желающим воссоединиться. А под властью Ханоя или Сайгона – давайте спросим у самих вьетнамцев.

– Вы будете утверждать, что Ханой посмеет в чем-то вам перечить? – заявил Райан. – И тогда то, что вы сказали, еще в большей степени относится к норвежцам. Если и в Норвегии провести плебисцит – разумеется, исключив ваших военных и новоприехавших колонистов – то кому тогда должны принадлежать Нарвик, Тромсе, Киркенес?

– К норвежскому вопросу мы еще вернемся, – ответил Сталин, – а что касается Вьетнама, то наш ответ – нэт! Мы глубоко сочувствуем справедливой борьбе вьетнамского народа за свободу и единство своей страны. Борьбе, которую вьетнамский народ ведет уже пятнадцать лет – с начала японской оккупации. Победил японцев, выгнал французов – выгонит и вас! И чем скорее вы уйдете оттуда, оставив Вьетнам в покое, – тем лучше будет для вас.

– А что будет дальше? Распространение коммунизма в Малайю, Бирму, Таиланд?

– А это как народы решат. Мы лишь помогаем тем, кто уже выбрал наш путь.

– Что угрожает нашим интересам. Напомню, что и немецкий народ в свое время в массе был искренне за нацизм. Вы бы стерпели, если бы нацисты приходили к власти в сопредельных вам странах?

– Где Вьетнам и где Соединенные Штаты? А завтра вы свои интересы, например, в нашей Прибалтике искать будете? И вы не думаете, что у нашей страны тоже есть свои интересы, которыми мы не можем поступиться?

– Дипломатия – это путь взаимных уступок, мистер Сталин. Где-то уступаем мы, где-то вы.

– Однако сейчас вы требуете от нас большего, чем даете сами.

– Так легли карты. Не мы, а вы гораздо ближе подошли к черте. И должны сделать не один, а два шага назад. Иначе – война. Которую ни нам, ни вам не нужна.

Молчание. Ну вот, момент истины. Что решат русские – идти на обострение или отступить? Принципиальное решение – а о деталях договориться – уже технические вопросы.

И тут заговорила Анна Лазарева, решительным тоном:

– Мы вас услышали, мистер Райан. И если речь о войне – это будет частная драка, или все желающие допускаются? Если уж карты на стол. Ай-ай, мистер главный аналитик Соединенных Штатов, так ведь вас называют – как же вы пропустили мимо ту информацию, что я сообщала вам раньше? Правдивую информацию – которую вы не поняли. Впрочем, не вы первый – как там некий мистер Эрл поживает? Который в сорок третьем пытался узнать все про «моржиху», целый год ходил около, так ничего и не разглядев, хотя истина была совсем рядом. Хотя эта истина бывает очень опасной – подобно той, с которой вы сейчас пытаетесь играться. Вас и тех, кто вас послал, не учили – что нельзя хвататься за высоковольтный провод голой рукой: убьет?

– Что вы имеете в виду?

– Ну для начала, мистер Райан – что в ваших анналах известно про меня? Не стесняйтесь, товарищи в курсе.

Да что это такое? Ну не может она так себя вести – в присутствии самого их Вождя (и его Второго)! Держится с ними как равная. Неужели… да нет, не может быть! Ведь ее биография нам хорошо известна.

– Анна Петровна Лазарева, в девичестве Смелкова. Родились вы в Ленинграде, в 1922-м, в семье рабочего Балтийского завода. Успели до войны отучиться в ЛГУ, филологический факультет, два курса. Затем курсы НКВД, партизанский отряд, с декабря сорок второго Молотовский судостроительный завод. Где вы, состоя на невысокой должности в штабе, влюбились в командира «моржихи» адмирала Лазарева, присутствующего здесь – а еще не брезговали контрабандными делами с упомянутым мистером Эрлом. С сорок четвертого – порученец у Пономаренко, а также инструктор ЦК…

– Достаточно, мистер Райан. Ай-ай, а ведь я вам говорила. Помните, мои слова про прямых потомков? Хотя все говорят, что я действительно очень похожа даже внешне на свою прабабушку, в иной истории умершую в восемьдесят восьмом, да, тысяча девятьсот, три года не дожила, не увидела главного позора. А тут она погибла в Белоруссии – и товарищам здесь показалось удачной «легендой» предложить мне занять ее место.

– Вы… вы лжете, миссис Лазарева! Мы точно знаем, что вас не было на «моржихе».

– Мистер! – в голосе Лазаревой звучал металл. – Мы выслушали вашу позицию. Что ж, если вы желаете увидеть наши карты, извольте. Мы готовы открыть вам то, что сочтем нужным. Вы вправе встать и уйти – но тогда после не обижайтесь, если мы сочтем это как полную свободу от учета каких-либо ваших интересов. Тем более что на нашей стороне очень многие считают вашу державу просто недоговороспособной – после той великой подлости и предательства, что вы у нас совершили. «Ничего личного, всего лишь бизнес – и интересы Америки превыше всего». Так отчего мы с вами должны играть по каким-то правилам?

– Прошу простить за резкость, – усмехнулся Райан, – но согласитесь, все это звучит слишком необычно.

– Жизнь вообще очень неординарный процесс. Вам не смешно читать романы Жюль Верна, каким он видел научно-технический прогресс? А кто из великих ученых чуть больше полувека назад сказал, что «все уже открыто», незадолго до того, как стали известны радиоактивность и рентгеновские лучи? Да ведь еще в 1938 году атомная физика считалась чем-то безобидным и не имеющим никакого военного значения – иначе кто бы разрешил «интернационалу» ученых из самых разных стран свободно обмениваться сведениями о важных шагах на пути к тому, что всего через семь лет превратится в Бомбу?

«Правда необычнее вымысла: вымысел должен придерживаться правдоподобия, а правда в том не нуждается», – Райан вспомнил эти слова Марка Твена. Если есть хоть малая доля вероятности, что услышанное правда – то это величайшая угроза для национальной безопасности США. Значит, необходимо эту гипотезу проверить – тем более что Райан достаточно общался с экспертами, привлеченными работодателем, и имел представление о том, что знает о межвременных путешествиях современная наука.

– Вы используете мост Эйнштейна – Розена?

– Ну, тут угадать легко, – Лазарева приняла игру, – поскольку выбор невелик: если не хотите прокатиться на звездолете вокруг черной дыры, причем не всякой, а строго определенного типа, или же поискать в космических просторах «бесконечный вращающийся цилиндр» – то именно червоточина… ах, простите, все еще забываю, что в вашем времени иная терминология. Черная дыра – это коллапсар. А червоточина – это мост Эйнштейна – Розена. Теперь понятно? Позволите мне говорить так, как я привыкла?[49]