Лесной маг - Робин Хобб

— Как заклинание «Держись крепко», — медленно проговорил я. — Только оно уже больше не действует.

Он бросил на меня быстрый взгляд.

— Да. Я к этому шел. Ты уже успел причинить немало вреда.

Страх и смущение пробежались по мне холодными влажными лапками.

— Я не верю, что у тебя были какие-то дела возле Танцующего Веретена.

— У меня лично? Нет. Но там были свидетели. Такие сведения расходятся. Если ты хочешь узнать, достаточно просто прислушаться. А некоторые люди очень хотят выяснить, что оказало такое воздействие на всю магию равнин. Ты уже на пути к тому, чтобы стать легендой своего времени, Невер.

— Для кого ты ведешь разведку, Хитч? Собранные тобой сведения вряд ли интересуют полковника Гарена.

Во мне начал закипать гнев, как это часто бывает, когда ты не понимаешь, откуда тебе грозит опасность.

— Проклятье, Невер! Ты сидишь и вроде как слушаешь меня, но до тебя словно не доходит смысл. Это магия спеков, старина. Она тебя получила. Я уже говорил тебе, что она добралась и до меня. И она меня использует. Как и тебя. Самое страшное, что тебе кажется, будто это ты ее используешь, но я не думаю, что ты понимаешь как. Или что ты ей задолжал. Но когда она потребует оплаты, тебе придется отдать не только самого себя. Ты отдашь ей то, что тебе не принадлежит, о чем я и беспокоюсь. Я пришел сказать: хватит, начни сражаться. Постарайся хоть в чем-то оставаться гернийцем.

— Несколько недель назад мне показалось, что ты отнюдь не столь высокого мнения о моем патриотизме. Если я не ошибаюсь, ты его высмеивал.

— Я смеюсь над всеми, кто действует необдуманно, не отдавая себе отчета, почему он так поступает. И именно это ты делаешь с магией. Ты остановил Танцующее Веретено. И все, что потеряла магия равнин, забрала себе магия спеков. И похоже, ты тоже кое-что приобрел. Ты делаешь вещи, которых мне не доводилось видеть прежде, а я довольно повидал магии спеков за время своих скитаний. Когда я в последний раз проезжал через Мертвый город, я взглянул на твой маленький огородик. Ты приказал ему расти. И он все еще растет. А люди на почтовой станции все еще не получают припасов, некогда отказавшись тебе помочь. Ты приводишь вещи в движение, Невер, совершенно не учитывая последствий. Ты остановил вращение Веретена, но многое другое стало вращаться вокруг тебя.

— Послушай, — резко заговорил я, — да, все это сделал я. То есть полагаю, что это так. Ты так говоришь, и я тебе верю. Но я не знаю, как я это сделал. И мне неизвестно, как все исправить. Так что во всем виновата проклятая магия, а не я. Я не искал ее. Она испортила мне жизнь. Магия забрала мое тело, карьеру, невесту, семью и даже имя. Я потерял все. И я до сих пор не понимаю, как она работает или почему и что ей от меня нужно. Но теперь, когда она сделала все это со мной, почему я не могу воспользоваться ею в добрых целях? Эмзил и ее дети голодали. Что плохого в том, что я сделал?

Он громко и с явным недоверием фыркнул.

— Будь я проклят. Ты это сделал. Действительно сделал! — Он втянул в себя воздух, словно пытался восстановить им внутреннее спокойствие. — Что в этом плохого? Ты спрашиваешь так, словно я знаю все ответы. А я могу лишь сказать: магия проникает в тебя, как плющ запускает корни в ствол дерева. И она растет, и застилает тебе солнце, и пьет твои соки. Она использует тебя, Невер. И каждый раз, когда ты используешь магию, ты отдаешь ей частичку себя. Ты меня понимаешь? Скажи мне, что ты знаешь, о чем я говорю.

— Я не знаю! То есть я знаю и я не знаю. Откуда ты сам столько узнал о магии спеков?

— Я же говорил тебе. Женщина-спек. Она хотела меня, а если женщина-спек чего-то хочет, она это берет. Женщины спеков подобны магии спеков. Она делает тебя своей собственностью, вот и все.

Он вскочил так резко, что едва не опрокинул стул, но реакция не подвела его, и в последний миг он успел его подхватить и отставить в сторону. Затем Хитч принялся расхаживать по моему маленькому домику, глядя на стены так, словно он мог видеть сквозь них.

— Никогда прежде не встречал подобной женщины. Когда ты начнешь с ними общаться, ты поймешь, что я имею в виду. Они иначе видят мир, имеют совершенно иное представление о жизни. И когда они принимают тебя к себе, тебе вдруг начинает казаться, что по-другому и быть не может. Они принимают магию. Они живут, не пытаясь решать, как повернется их жизнь. Из-за этого они смеются над нами. Однажды эта женщина показала мне растение на берегу ручья. Она сказала: «Ты думаешь, это растеньице, само по себе, обладает собственной жизнью?» — и я ответил: «Да, я так думаю». И она продолжила: «Это ты. А теперь посмотри на другое растение, на том берегу ручья. Видишь, оно растет там, само по себе? Это я». Я думал, она хочет мне объяснить, что ручей разделяет нас, что мы разные. Но она подошла к растению, которое было мной, и вырвала его из земли. И вместе с ним вытащила его тонкие, но прочные корни. И она продолжала их тянуть, от растения к растению, пока не добралась до корней того, что назвала собой, на противоположном берегу ручья. И, стоя рядом со мной со всей этой сетью спутанных корней в Руках, она сказала: «Посмотри. Нет растения самого по себе. Это все мы».

Он замолчал, протянув ко мне раскрытую ладонь в ожидании ответа. Казалось, история, которую он мне пересказал, была очень важна для него.

— Хорошая история, — наконец ответил я. — Но я не вижу, как она поможет мне понять, что ты пытаешься мне объяснить.

Хитч огорченно покачал головой и вновь уселся на стул.

— Для нее это не было метафорой. Она так видит мир. Она действительно верит, что мы связаны друг с другом и все вместе являемся частью чего-то большого…

— Чего именно?

— У нас нет для этого слов. Она сотни раз говорила мне об этом, но ее правда находится там, куда не могут дотянуться наши слова. Она похожа на болезнь. Наши дети заболевают, и мы пытаемся найти причину, пытаемся их вылечить. Мы накрываем их одеялами, чтобы вместе с потом из тела вышла лихорадка, или даем чай из ивовой коры. Мы думаем, болезнь означает, что с ребенком что-то не так.

— А спеки считают, что с больным ребенком все порядке?

— Именно. Ты же не считаешь, что с мальчиком происходит что-то неправильное, когда у него ломается голос или начинают расти усы? Они считают, что дети и должны болеть. Некоторые выздоравливают и живут, и это хорошо. Другие умирают, и это тоже хорошо — только по-другому.

— Ты часто с ней видишься?

— С кем?

— С твоей спекской женщиной!

— Да. В некотором смысле.

— Я бы хотел с ней встретиться, — тихо сказал я.

Он довольно долго размышлял, прежде чем ответить.

— Может быть, ты сможешь ее увидеть, если она захочет. Весной.

— Почему не раньше?

— Сейчас зима. Никто не видит спеков зимой.

— Но почему?