Сонька Золотая Ручка. История любви и предательств королевы воров - Виктор Мережко

— Здесь буду.

Женщины-узницы с малой перебранкой стали распределять меж собой кровати, раскладывать жалкие пожитки, прихорашиваться.

Дверь барака открылась, и бодрый мужской голос прокричал:

— Золотая Ручка здесь определилась?

— Здесь, — ответили.

— На выход.

Сонька с трудом сползла с постели, направилась к двери. Ее соседка, крупнотелая Груня, сочувственно проворчала:

— И здесь не оставят в покое. Чего они тебя терзают?

— Видно, не могут без меня.

Молодой, крайне симпатичный охранник, в котором было заметно кровосмешение азии и славян, бесцеремонно взял хилую женщину под руку и вывел из барака.

Охранник шел за воровкой, едва слышно бормоча какую-то песенку. Сонька с интересом осматривалась, изучая новое место пребывания. Единственная улица делила поселок на две половины, мужскую и женскую. Правда, мужчинам попасть к женщинам было практически невозможно — их отделял высокий забор, вдоль которого бегали собаки.

Поодаль, на отшибе от Александровского Поста, находилась местная тюрьма, с вышками, огромным колючим забором, с глубоким рвом, окружавшим мрачное каменное сооружение.

— Это наша тюрьма, — объяснил конвоир.

— Вижу.

— Кто туда попадает, живым не выходит.

* * *

Начальником оказался тот самый моложавый прапорщик Солодов, который держал на площади речь перед арестантами. При появлении в его кабинете Соньки он неожиданно приподнялся, показал на табуретку. Воровка с безразличной усталостью села, вопросительно посмотрела на бодрого начальника.

— Значит, ты и есть Сонька Золотая Ручка?

— Так говорят.

— А ты себя такой не считаешь?

— Не знаю. Я все забыла.

Прапорщик закурил, выпустил густое облако дыма.

— Давай так, Сонька. Давай будем дружить.

Она вопросительно усмехнулась.

— Давай чтоб никаких сговоров, махинаций, комбинаций.

Воровка отрицательно покачала головой:

— Мне не до махинаций и комбинаций. Я устала, господин начальник.

— Это поначалу. Через месяц-другой оклемаешься, и какая-нибудь глупость обязательно ударит в голову. А по причине, что тебя все это шакалье уважает, надзор за тобой будет особый.

— Карцер?

— Зачем? Каждый вечер и каждое утро будешь отмечаться.

— Думаете, сбегу?

— А черт тебя знает! Вообще-то отсюда народ ни разу еще не сбегал. А куда бежать-то? Остров!.. Либо в тайге зверь загрызет, либо за берегом море проглотит. Куда бежать, Соня?

— Некуда.

— Есть куда. В тюрьму! А она здесь, рядышком. Наблюдала ее?

— Наблюдала.

— Я считаю, в нашу Александровскую тюрьму лучше не попадать. Подохнешь в считаные дни. Поэтому живи пока в поселке для своего удовольствия и общего покоя.

Сонька молчала, безразлично глядя на Солодова.

— Что еще?

— А еще тут тобой один человек который год интересуется.

— Арестант?

— А других у нас тут нет! — рассмеялся начальник. — Арестант. Но живет не у нас, в соседнем поселке.

Сонька чуть оживилась:

— Как зовут?

— Меня?

— Нет, арестанта, который интересуется.

— Не помню… Не наша фамилия, не русская. Как опять напомнит о себе, так и кликну.

Воровка поднялась, поклонилась:

— Благодарю, господин начальник.

— Это за что? — удивился он.

— В подобном заведении мне никогда не предлагали стул.

Прапорщик польщенно расхохотался:

— Так ведь, мадам Сонька! Разве мы не понимаем, что вы тоже люди! Человеки! Особенно бабы! Пусть даже оступившиеся, но не окончательно! Потому уважение к вам проявлять иногда следует. Тем более к такой барышне, как Сонька Золотая Ручка. Не баловать особенно, конечно, но стул предложить можно.

* * *

К бараку Соньку провожал все тот же симпатичный полуазиат. Изредка по пути попадались то женщины-арестантки, то мужчины. По дороге воровка искоса наблюдала за своим конвоиром, спустя какое-то время спросила:

— А почему я под охраной? Народ вон просто так ходит.

— Так то народ, а ты Сонька Золотая Ручка. Надо, чтоб и ты здесь привыкла, и чтоб народ к тебе привык.

— Тебя как зовут?

— А тебе зачем? — засмеялся охранник.

— Хочу познакомиться.

— Зачем?

Соньке понравился простой нрав парня:

— Ты мне нравишься.

Такое заявление совсем его рассмешило:

— Так ты ж старая для меня!

Такое признание царапнуло женщину, но она вида не подала.

— Нравишься не как мужчина, а как человек.

— А тебе откуда знать, какой я человек?

— Видно.

— Это как? — Конвоиру было забавно болтать со знаменитой воровкой.

— Веселый, хорошая улыбка, и, по-моему, ты совсем не злой.

— Да, — согласился довольный охранник. — Я добрый. Меня за это начальник шибко ругает.

— Ты не русский?

— Почему? Русский! Наполовину. Мама — чукча, отец — русский офицер. Правда, он маму сразу же бросил. Живет, мама говорит, в Санкт-Петербурге. А зовут меня Коля, ну, Николай.

Сонька была довольна.

— Ты только, Коля, никому не говори, что мы с тобой беседовали.

— Почему?

— Тебе нужны неприятности?

— Не нужны.

— Хуже всего будет, если узнает твой добрый начальник.

— Солодов? Какой же он добрый? Это он с виду такой. Даже стул может арестанту подать, лишь бы заморочить голову… Зверь зверем!

Некоторое время шли молча.

— Я тебя, Сонька, представлял совсем другой.

— Какой?

— Злой. А на самом деле мы с тобой добрые и веселые. — И Коля заливисто рассмеялся.

* * *

Женщин пригнали на прииски затемно, хотя сама работа началась, когда стало совсем светло. Морозы еще не ударили, но земля уже остыла, и вода в речке, где мыли золото, была студеная.

Арестанток распределили по всей длине речки, в которой водилось золото, дали каждой по железной лопате и мелкому решету, вогнали по колено в воду, и работа началась.

Конвоиров вокруг было столько, сколько узниц. За каждым гребком песка или промывки в сите следило сразу несколько пар глаз, и украсть хотя бы самый мелкий золотой камушек было невозможно.