«Химия и жизнь». Фантастика и детектив. 1985-1994 - Борис Гедальевич Штерн

Они знают, что он тут, все жители Омеласа, все до единого. Некоторые из них приходят посмотреть на него, другим достаточно просто знать. Они знают, что он должен оставаться там. Почему это так, понимают не все. Но все понимают, что их счастье, красота их города, нежность их дружбы, здоровье детей, мудрость ученых, мастерство ремесленников, изобилие на полях и даже благоприятная погода целиком зависят от ужасных страданий одного ребенка.

Детям объясняют это между восемью и двенадцатью годами, когда, по разумению взрослых, они уже могут понять, и посмотреть на ребенка приходят большей частью молодые люди, хотя нередко приходят — вернее, возвращаются — и взрослые. Независимо от того, как хороши были объяснения, зрелище всегда ошеломляет людей, выворачивает душу. Они чувствуют отвращение, хотя прежде полагали, что выше этого. Они испытывают злость, возмущение и бессилие, несмотря на все объяснения. Им хочется сделать что-нибудь для ребенка. Но сделать ничего нельзя. Если вывести ребенка из того отвратительного подвала на солнечный свет, если отмыть его, накормить и приласкать, это будет, разумеется, доброе дело, но, если так случится, в тот же день и час иссякнет, исчезнет процветание Омеласа, и вся его красота, и вся радость. Таковы условия. Все без остатка благополучие каждой жизни в Омеласе нужно променять на одно-единственное маленькое улучшение. Все счастье тысяч людей отдать за шанс на счастье для одного. Расплачиваться должен весь город.

Условия строги и непререкаемы; к ребенку нельзя даже обратиться с добрым словом.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Увидев ребенка, столкнувшись с ужасной несправедливостью, молодые люди часто уходят домой в слезах. Или же без слез, но в ярости. Размышления об увиденном не оставляют их порой неделями, а то и годами. Но время идет, и они начинают понимать, что, даже если ребенка выпустить, не так уж много прока будет ему от его свободы — конечно, он сможет ощутить смутное неглубокое удовольствие от тепла и сытости, но что-то большее — едва ли. Он слишком слабоумен и неразвит, чтобы познать истинную радость. Он так долго боялся, что никогда уже не освободится от страха. Привычки его слишком просты, чтобы он мог участвовать в нормальном человеческом общении. Он столько времени провел в своем подвале, что ему, пожалуй, будет недоставать защищавших его стен, привычной для глаза темноты и нечистот вокруг. Когда молодые люди начинают понимать и принимать эту жуткую правду реальности, слезы, вызванные ощущением горькой несправедливости, высыхают. Но, видимо, именно их слезы и злость, испытание их щедрости и осознание собственной беспомощности — вот истинные источники великолепия жизни в Омеласе. Их счастье отнюдь не беспечно и не бессодержательно. Жители Омеласа понимают, что они, как и ребенок, не свободны. Они знают сострадание. Именно существование ребенка и их осведомленность о его существовании придают благородство их архитектуре, остроту их музыке, глубину проникновения их науке. Именно из-за ребенка они так добры к детям. Они знают: не будь этого несчастного, хнычущего в темноте ребенка, тот, другой, что сжимал в руках флейту, не смог бы играть веселую музыку, пока молодые наездники во всей своей красе готовятся к скачкам под яркими лучами солнца в первое утро лета.

Теперь вы поверили в них? Разве не выглядят они теперь правдоподобнее? Но есть еще кое-что, о чем я хотела рассказать, и вот это уже действительно неправдоподобно.

Время от времени юноши и девушки, ходившие посмотреть на ребенка, не возвращаются домой в слезах или в ярости. Они, строго говоря, вообще не возвращаются домой. Да и мужчины или женщины зрелых лет иногда впадают вдруг в задумчивость, а затем уходят из дома. Эти люди выходят на улицу и в одиночестве идут по дороге. Они идут и идут, они уходят из Омеласа через прекрасные городские ворота. Они проходят мимо ферм и полей близ Омеласа, каждый из них сам по себе, будь то юноша или девушка, мужчина или женщина. Опускается ночь, а путешественники все идут по улицам поселков, мимо домов со светящимися желтыми окнами, дальше и дальше в черноту полей. По одиночке, на север или на запад, они идут к горам. Идут и идут. Они покидают Омелас, уходят во тьму и никогда больше не возвращаются. То место, куда они идут, большинству из нас представить еще труднее, чем город счастья. Я не могу его описать. Возможно, такого места просто не существует. Но они, похоже, знают, куда идут. Те, кто покидают Омелас.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Перевел с английского Александр Корженевский

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

От переводчика. Не уверен, что рассказ, даже если он не укладывается в рамки привычного, нуждается в комментариях — в 99 случаях из 100 читатель и сам разберется, что к чему. Но здесь, как мне кажется, тот редкий случай, когда требуется помощь. Во всяком случае, и сама писательница не упустила случая прокомментировать этот рассказ, или «психомиф», по ее собственному определению. Во-первых, почему в подзаголовке упомянут Уильям Джеймс? Во-вторых, что за название города — Омелас?

Во-первых. Идея рассказа, конечно, заимствована у Достоевского. Вспомним, как во второй части «Братьев Карамазовых» Иван говорит Алеше о своем отказе от «высшей гармонии»: «Не стоит она слезинки хотя бы одного только того замученного ребенка, который бил себя кулачонком в грудь и молился в зловонной конуре своей неискупленными слезками своими к боженьке!» Отчего же не Достоевский, а Джеймс?

Урсула Ле Гуин не скрывает: «При всей моей любви к Достоевскому у меня не было возможности перечитать его лет с двадцати пяти, и я просто забыла, что у него используется эта идея». Позже, встретив ее у Джеймса, она была поражена тем, насколько знаком ей тот «гипотетический мир, где миллионы живут в состоянии перманентного счастья при том простом условии, что для одной потерянной души, обретающейся где-то на задворках общества, жизнь состоит из сплошных мучений, принимаемых в одиночестве».

Во-вторых. Город в рассказе, конечно, вымышленный, однако название его не случайно: это прочитанный справа налево в зеркальце автомобиля дорожный указатель с названием городка в штате Орегон: Salem (О.). Комментирует Урсула Ле Гуин: «Вам никогда не приходилось читать дорожные знаки справа налево? ПОТС, ИТЕД ОНЖОРОТСО, ОКСИЦНАРФ-НАС… Салем равняется шелом равняется салам равняется мир. Миссис Ле Гуин, как вы находите идеи для своих рассказов? Как? Очень просто! Забываю Достоевского и читаю задом наперед дорожные указатели. А