Атомка - Франк Тилье

Солнце внезапно скрылось за нагромождением бетонных блоков, которые, казалось, доходили прямо до неба. Кругом выросли серые стены — будто машина попала на улицы окаянного города. Тень легла на лица. Мотор урчал неровно, фургон временами ехал медленнее, то и дело менял направление.

— Этот монстр — слева от вас — знаменитый саркофаг, которым накрыли четвертый блок… Иногда здесь случаются утечки, и станция продолжает отравлять все вокруг… — Владимир посмотрел в окно, потом расстегнул куртку, распахнул ее и показал пришитые внутри тонкие серые пластины. — Свинец… Он хорошо защищает от радиации, не зря им пользуется для этого русская армия. И в капюшоне есть свинцовые пластинки, но более тонкие, чем эти. Так меньше возможности заполучить эту гадость.

Он снова поднял движок молнии до самой шеи, натянул капюшон, почти закрыв лоб.

Шарко не прекращал борьбы с путами. Теперь он чувствовал, что сможет освободиться, что это лишь вопрос времени. Надо только отвлекать Владимира вопросами, нечего ему смотреть на своих пленников чересчур пристально — и на Люси, и на него самого. Люси, как только похититель от нее отворачивался, тоже принималась извиваться, стараясь избавиться от веревок. Голова у нее болела по-прежнему, и она была почти уверена, что рана кровоточит.

— А что же делают с ними потом, с этими детьми? — спросил комиссар.

Владимир молча пожал плечами.

— Не знаете? — вмешалась Люси. — Что ж, я вам сейчас расскажу! Их накачивают снотворными или чем-то вроде, замеряют количество цезия в организме, наносят татуировки, на которых отмечено это количество цезия, а потом засовывают в бочки и перевозят вместе с радиоактивными отходами. Отличный способ избежать контроля! Кто рискнет проверять, что там, в этих зараженных бочках? Грузовики якобы с радиоактивными отходами беспрепятственно пропускают, хотя и служат эти грузовики преимущественно для того, чтобы перевозить людей из пункта А в пункт Б. Скажете, я ошибаюсь?

Переводчик прищурился:

— Скажу: ох, до чего вы проницательны! Ладно, чтоб вам знать уже все до конца: их перевозит наш шофер Михаил, потому что он водитель-дальнобойщик, и русские наняли его для еженедельного вывоза этих кошмарных отходов. Он очень симпатичный мужик, вот увидите.

Говорил седой холодно, бесстрастно, лицо не выражало ничего, и Шарко захотелось вырвать ему язык…

— Куда вывозят отходы?

Машина резко затормозила и остановилась. Двигатель заглох.

Отворилась задняя дверца, за которой стоял бородатый, похожий на лесоруба великан в куртке, украшенной эмблемой — должно быть, логотипом какого-то российского или украинского предприятия. Голова его была так же плотно укрыта капюшоном, как голова Владимира, видны оставались только костистый нос и маленькие черные глазки. Владимир протянул гиганту оружие:

— Вот Михаил меня сменяет. Даже и не пытайтесь с ним заговорить, все равно ничего не поймет.

— Ах ты…

— Вам повезло, вам будет предоставлено исключительное право хлебнуть воды Глубокого, одного из самых радиоактивных озер в мире. Оно никогда не замерзает.

Михаил, стоя столбом, сжимал в ручище пистолет. Люси затопила невыразимая печаль: она не хотела умирать, ей было страшно. По ее щеке покатилась слеза.

— Я с тобой, — прошептал Шарко. — Мы вместе, Люси, да? Мы вместе…

Она смотрела на бородача с жалостью, тот на нее — без малейшего следа чего бы то ни было человеческого во взгляде.

Люси опустила голову. Владимир посторонился и дал возможность сообщнику ухватить Шарко за воротник и вытащить наружу. Люси попробовала помешать, закричала, но Михаил, не слушая, выволок из фургона ее тоже. Тогда спрыгнул на землю и переводчик. Он запер за собой заднюю дверцу машины, украшенную тем же логотипом, что и его теплая куртка.

— Сволочь! — бросил седовласому комиссар, пытаясь вырваться.

Михаил ударил Шарко рукояткой пистолета по плечу, полицейский упал на колени.

Владимир обошел фургон, отодвинул дверцу, сел в кабину и закрылся в ней, даже не обернувшись.

Они уже несколько минут шли вдоль озера Глубокое: французы впереди, Михаил за ними. Великан надел очки, похожие на очки гляциологов[74], и так затянул шнурок капюшона, что не осталось видно и квадратного сантиметра кожи. Руками в толстых перчатках он сжимал пистолет, нацеленный им в спины: шагайте, дескать, быстрее.

Как будто каждая секунда здесь была еще одним шагом к смерти.

Солнце теперь почти касалось горизонта, в закатных лучах все вокруг словно бы покрылось тонкой пленкой цвета расплавленной стали. Земля под ногами была темно-желтой, будто обожженной, но это совершенно не лишало силы растения, и они, пробивая почву, тянулись ввысь и вширь. Деревья, травы, неизвестно чьи корни подступали к самой воде. Смертоносной воде. На берегу возвышались груды разноцветных камней, видимо отходов, а над ними замершие в бездействии краны. Фоном всему этому служила торчащая посреди мрачного пейзажа АЭС нереальная, ни на что не похожая громада саркофага[75].

С трудом продравшись сквозь густые заросли, они подошли к большим камням, лежавшим чуть выше поверхности воды. Дальше идти было некуда: буйно разросшаяся ежевика и еще какие-то заснеженные кустарники перегораживали путь, корни деревьев, выступая из земли, уходили в воду…

Люси и Шарко замерли на месте.

Прямо перед собой, между корнями, посреди этого напоминавшего плавучий лабиринт затончика, они увидели обнаженное тело. Длинные темные волосы извивались, как щупальца медузы. Кожа отделялась от плоти — примерно так, как если бы с плоти снимали перчатку. Под трупом то и дело проплывали уродливые черные тени невероятных размеров, поверхность воды шла мелкими волнами, и тогда рука или нога утопленницы погружалась во тьму озера, чтобы появиться несколько секунд спустя — еще без одного кусочка человеческого мяса.

Так вот где закончились путешествия Валери Дюпре…

С журналистки грубо сорвали одежду, ее избили и бросили на растерзание ненасытной, дышащей радиацией природе. Сердце у Люси сжалось от горя.

Они вот-вот умрут, и никто никогда не узнает, что с ними стало. Никто никогда не найдет их тел. Люси мысленно взмолилась: пусть только все это кончится быстро, пусть только будет не больно.