Куявия - Юрий Никитин

Она кивнула, глаза стали серьезными, улыбка слетела с губ,как испуганная бабочка.

– Ты нашел хорошее слово, – сказала она. –Они не пьют вина, но от крови пьянеют. Со мной был Меривой, это сын Аснерда…

– Знаю, – вырвалось у него. – Нет, Меривоя незнаю, но Аснерда видел и даже разговаривал с ним. Если у него таков и сын…

– Сын даже крупнее, – сообщила она. – Онмолод и силен, в нем сердце льва. А в руках мощь горных лавин. Когда онсмеется, то начинают петь птицы, а когда рычит – собираются тучи и гремитгром. Он сильнейший воин во всем их войске…

– А Придон?

Она поморщилась, ответила с неохотой:

– Разве что Придон… А Меривой – это Меривой… Никтос ним не сравнится в стрельбе из лука, метании топора или молота, а ударомкулака он либо вгонит скалу в землю, либо разобьет в мелкий щебень! Так что неволнуйся, меня сопровождал человек, который никому не позволил бы меня обидеть.

Он спросил настороженно:

– А он сам?

Она расхохоталась.

– Он? Да он соринки с меня сдувал!.. Он готов был нестина руках всю дорогу, и так бы и сделал, если бы у нас не были самые быстрые насвете кони!..

– Но вы добирались долго, – проговорил он и,спохватившись, прикусил язык.

Ему почудилось, что она чуть смутилась, уронила на мигвзгляд, но тут же звонко рассмеялась, сказала быстро:

– Как я за вами всеми соскучилась!.. Как мне всех васнедоставало! И, прости, я так наревелась, когда мне сообщили, что от моегоЗайчика остались только косточки. Хорошо, что хоть погиб сразу, не мучился.

– Мы подберем тебе хорошего дракончика, – сказалон.

– Я сама выберу. Я хочу такого, чтобы был похож намоего Зайчика…

Он обнял ее за плечи.

– Крепись, – шепнул на ухо. – Все хорошо.Будет под тобой любимое крылатое, будет летать высоко… Все будет хорошо!

* * *

Иггельд, на радость Чернышу, с утра поднимался на нем какможно выше, горы оставались далеко за спиной, внизу проплывали зеленые равнины,нити рек, темные массивы непроходимых лесов. Он даже забыл, что вся Куявия вруках артан, перед глазами постоянно ее бледное лицо с вопрошающими глазами,пухлые губы шевелятся, слетают неслышимые слова, он напрасно напрягал слух, нераз вскрикивал в агонии: говори, говори же громче, уверенный, что вот сейчасона скажет такое, что между ними рухнут все стены…

Черныш тоже грустил, чуял тоску родителя, и даже на берегуморя не убегал к воде, а жался к нему, как потерянный ребенок. Клал голову наколени и смотрел в глаза тоскующим взглядом: ну скажи, что мне такое сделать,чтобы ты обрадовался, засмеялся? Ты только скажи, я все для тебя сделаю!Хочешь, бревнышко принесу?

– Ладно, неси, – разрешал Иггельд.

Обрадованный Черныш несся к ближайшим деревьям, там слышалсятреск, вскоре огромный дракон мчался оттуда со всех ног, в пасти целый ствол,иной раз прямо с выдранными корнями, опускал к ногам Иггельда и преданно махалхвостиком: ну как, теперь тебе веселее? Я тебя обрадовал? А ты меня любишь?

– Люблю, – говорил Иггельд. В глазах щипало,повторял растроганно: – Конечно, я тебя очень люблю, мой жабик…

Пойдем купаться, спрашивал Черныш.

– Иди, – разрешал Иггельд, – иди купайся, а япосмотрю на тебя отсюда.

Черныш с разбега бросался в волны, страшиться уже перестал,прыгал и орал, хлопал крыльями и все оглядывался на грустящего папочку, а потомвылезал с поспешностью, в глазах вопрос: тебе плохо, да? Ты болеешь, да?Покажи, где болит, я полижу, может быть, все пройдет?

– Я тебя люблю, – отвечал Иггельд со вздохом. –Ты прав, моя душа рвется обратно. Как там эта артанка, что она делает, о чемдумает, не обидел ли кто ее…

Полетим, с готовностью отвечал Черныш и плюхался на брюхо,вжимался в мокрый песок, чтобы папочке легче взбираться на загривок. Если быпапочка разрешил, он ухватил бы его в лапы и понес бы над лесами и равнинамипрямо в Долину, на лету мог бы любоваться им, нацеловывать, облизывать,смотреть с любовью и обожанием, вдыхать его божественный запах…

Сегодня, едва Черныш нацелился опуститься прямо перед егодомом, там показался Ратша, задрал голову, помахал руками. Черныш брякнулся навсе четыре, достал лицо Ратши длинным красным языком, выждал, пока папочкаспустится, резво убежал, взбрыкивая на ходу, а Ратша прокричал весело:

– Далеко летали? Кстати, Иггельд, я наконец разобрал тесокровища, что мы захватили…

Иггельд отмахнулся:

– Стоило ли? Золото и есть золото. Пусть остается вкакой-нибудь комнате с крепкими замками, пока не придумаем, как егоиспользовать.

– Это не просто золото, – сказал Ратша.

Голос его звучал загадочно. Иггельд насторожился.

– А что там? Чародейские вещи?

– Может быть, может быть, – ответил Ратша все также загадочно. – Могут быть и чародейскими.

– Да что стряслось? – спросил Иггельднетерпеливо. – У тебя такое загадочное рыло! Как у Черныша, когда задумаетчто-то спереть. Пойдем в дом, что-нибудь сожрем, а то у меня пузо к спинеприлипло.

Ратша заулыбался торжествующе, в глазах мелькали веселыеискры.

– Пойдем, поесть – первое дело… Мы сперва простоувидели, что там золото, верно? Точнее, золотые вещи. Вещи из золота. Ну,всякие там висюльки, что на шею, в ухи, в нос, на пальцы, на руки, даже назадние ноги. Просто золота как бы и не было, разве что особо красивые монеты изстарого золота, из них можно делать красивые такие мониста…

Они поднялись в дом, Иггельд сразу же начал шарить взглядомпо сторонам, в нижнем зале Пребрана раскатывала тесто, Ефросинья бросала в очагберезовые поленья, а в дальнем углу три молодые женщины шили и, сблизив головы,переговаривались заговорщицки. Иггельд сразу прикипел туда взглядом, ответилневпопад:

– Что ты хочешь сказать?

– Только то, что мы с тобой ограбили какую-то беднуюдевушку.

Иггельд фыркнул:

– Ну, бедной ее никак не назовешь… Погоди, ты на чтонамекаешь?

Ратша сперва сел за стол, водрузил на него локти, могучимвзмахом длани указал женщинам, что вот я, замечательный, разрешаю кормить илюбить меня, лишь тогда ответил хладнокровно:

– Ни на что не намекиваю. Просто сообщаю, что этобогатые… очень богатые женские украшения. Именно женские…

– Тех украшений на сто женщин хватит! – возразилИггельд.

– И что?

– А то…

Он осекся. Это мужчине понятно, что украшений нужно ровностолько, сколько носишь. Но женщины почему-то заводят шкатулки, куда складываютвсе эти висюльки, кольца, перстни, ожерелья, серьги, мониста, броши, заколки,красивые пряжки и прочую красивую дребедень. А когда шкатулкапереполняется – выпрашивают у родителей или мужей еще одну. А потом еще иеще.