Тайна Ребекки - Салли Боумен

Она искоса посмотрела на меня: ее пальцы снова нервно стиснули колени.

– Как вы думаете, зачем он хранил эти тетради? Или почему он сохранил их? Это кольцо – оно было у нее на пальце, когда достали тело. Благодаря ему и обручальному кольцу ее и опознали. Почему Максим оставил то, которое Ребекке подарил ее отец, и не оставил своего?

Я задумалась и вспомнила слова самой Ребекки. После того как Максим увидел кольцо на ее пальце, в нем взыграло желание надеть на ее палец другое. И он добился своего. Но мне не хотелось огорчать вдову.

– На этот вопрос мог бы ответить только ваш муж. Неизвестно, какой смысл он придавал этому кольцу.

– Впрочем, это не имеет никакого значения, – сказала миссис де Уинтер неожиданно резко. – Все это уже ничего не значило для Максима. Говорю вам: он никогда не любил Ребекку, он ее ненавидел. Как только понял, кто она такая на самом деле, он уже не мог даже находиться рядом с нею. Если бы вы знали Максима! Его могла по-настоящему привлечь только женщина, для которой он стал бы защитником, мягкая, чистая, невинная… – Она покраснела.

– Но, может быть, существует различное понимание чистоты, – ответила я как можно более мягко. – И мне Ребекка представляется чистой, если судить по ее запискам. Она была такой, какой была, и поэтому не может быть и речи об измене.

– Боюсь, что я не совсем вас понимаю, – ответила она упрямо. – И половины того, что она написала, я не воспринимаю. В любом случае она заслуживает жалости и сострадания, ее нельзя ни в чем винить. Но она не имела понятия о беспристрастности, ее описания полны глупых преувеличений… Например, она пишет, что Максим благодаря ей пережил сильное душевное волнение и что это сам по себе дар. Ничего абсурднее придумать нельзя. Его никогда не привлекала суета. Мир, покой, размеренная жизнь – вот что ему было по душе. Если вы повернете здесь, то мы как раз окажемся у отеля, мисс Джулиан…

Впереди замерцали огни. Здание располагалось прямо на берегу моря – маленький, скромный, вполне традиционный отель, который обычно выбирали люди старшего возраста.

– Я остановилась здесь под своей девичьей фамилией, – призналась миссис де Уинтер, когда мы подъехали к месту парковки. – Предпочитаю, чтобы меня не узнали. Мы с Максимом всегда жили сами по себе. Зачем это нужно, чтобы люди знали, кто ты на самом деле, если ты приезжаешь на короткое время? И к тому же люди всегда любят допытываться… выспрашивать подробности…

Она помедлила:

– Я так тоскую по своему мужу. У меня было одно-единственное желание в жизни – сделать его счастливым. И я знаю, что мне это удалось. Чувствую это сердцем. Мы редко разлучались, и он стал полностью зависеть от меня. Но мы не так много разговаривали, так что иной раз я чувствовала себя одинокой. Вот почему мне по душе такие маленькие отели, как этот…

Миссис де Уинтер повернулась ко мне, лицо ее снова озарилось.

– Сразу вспоминаю такие же маленькие отели, где мы с ним любили останавливаться во Франции. Иной раз, сидя здесь на террасе, я представляю, что Максим сидит рядом со мной, и я рассказываю ему всякие истории про остальных жильцов. Он делает вид, что ему скучно, отвечает грубовато, как это случалось с ним. Но я знаю, его дух здесь, рядом со мной, и что он не скучал, а просто дразнил меня. Он счастлив, он очень счастлив, как мы всегда были…

И вдруг миссис де Уинтер резко повернулась, как уже происходило с ней не раз. Словно ее кто-то окликнул.

– Вы слышите? – спросила она меня нервно. – Мне показалось, кто-то позвал меня…

Я ответила, что ничего не слышала, но она, похоже, не поверила мне.

– Должно быть, чайки кричали, – торопливо проговорила она. – Или еще какая-то морская птица. Они умеют издавать такие тоскливые звуки. Ну что ж, мне пора идти. Предстоит долгое путешествие. И как только я вернусь в Канаду, то оставлю все позади – раз и навсегда. Хочу начать все с самого начала. Больше выходить на люди, встречаться с ними. Может быть, даже начну работать. Мне нет необходимости зарабатывать на жизнь. Максим заранее обо всем позаботился, но мне нравится быть полезной людям. Может быть, приму участие в каких-то благотворительных акциях. Им всегда нужны добровольные помощники.

Обычная безмятежность снова вернулась к ней, но глаза оставались потерянными. И я уловила панические нотки в ее голосе. Мне стало ее жаль, и она, должно быть, заметив это, тотчас покраснела, схватила перчатки, сумочку и открыла дверь, чтобы поскорее ускользнуть.

– Вы были так добры. – Она сжала мою руку. – Вы так внимательно меня слушали. И я была рада снова повидаться с вашим отцом. Надеюсь, что я правильно сделала и не очень утомила его… Господи, уже половина седьмого. Как летит время! Мне надо идти. Спасибо вам еще раз. До свидания, мисс Джулиан.

Я смотрела ей вслед: ничем не примечательная пожилая женщина. И вскоре она смешалась с другими постояльцами отеля – такими же немолодыми парами, которые возвращались с прогулки.

На террасе миссис де Уинтер замедлила шаг. При вечернем освещении ее серое платье стало отливать перламутром, и она посмотрела на море. Я проследила за ее взглядом, а когда снова повернулась в сторону террасы, она уже исчезла.

Развернувшись, я снова поехала в сторону холмов. Опустив окна, я нажала на газ, машина рванула вперед. Мне хотелось оставить миссис де Уинтер позади как можно быстрее, чтобы я уже не могла вернуться к ней. Потому что впереди меня тоже ожидало такое же одиночество. Я надеялась на любовь, как и большинство людей, но если помнить, что ожидает овдовевшую женщину, то ее участь ничем не отличается моей.

Представляла ли она, поставив перед собой задачу сделать мужа счастливым, сколько долгих одиноких дней ее ожидает впереди? Постаралась ли она сделать так, чтобы ее любовь обернулась для мужа компенсацией за убийство? Если любовь способна довести женщину до такого, то это может вызвать только отторжение. Тяжело было слушать вторую жену Максима, зная, что вскоре прочту то, что пишет первая, – третья тетрадь ждала меня в «Соснах».

Оставив машину во дворе, я быстро поднялась прямо в кабинет отца. Он сидел там вместе с Розой, и они о чем-то оживленно разговаривали перед моим приездом. Роза выглядела задумчивой и расстроенной, лицо отца побледнело и осунулось. Не говоря ни слова, отец протянул мне тетрадь. Я взвесила ее на ладони. И сразу почувствовала разницу между этой тетрадью и второй – этот маленький черный гробик был намного легче.

Я развязала тесемки и открыла обложку. На первой странице, наполовину надорванной, стояла дата: 12 апреля. День, когда Ребекка умерла. Под датой, выведенной рукой Ребекки, находилась запись, сделанная явно в момент сильнейшего душевного волнения. Только одно слово: МАКС.

Под ней отрывки первого предложения – они были еще различимы, я видела знакомые очертания букв, но слезы размыли их настолько, что невозможно было ничего разобрать.

Остальная часть страницы была вырвана вместе еще с несколькими листами. А те, что остались в тетради, были пусты. Последние слова, обращенные к мужу, кто-то вырвал и уничтожил. Последнего послания не осталось, и последних слов тоже. Ребекка хранила молчание.