Рим. Роман о древнем городе - Стивен Сейлор

Сципион снова вздохнул.

– Может быть, этот Масинисса и был истинным прообразом Хвастливого вояки, – заметил Кезон.

К его радости, Сципион рассмеялся.

– Что за восторг эта пьеса! И впрямь молодая труппа превзошла саму себя, Кезон. Я получил огромное удовольствие. Мне довелось видеть много комедий, но ни одна не заставила смеяться так, как твоя.

– Ну, она все-таки не моя: кому тут следует воздать должное, так это Плавту. Но от его имени я с благодарностью принимаю твою похвалу. За Плавта!

Кезон поднял чашу. Сципион последовал его примеру, и Кезон обрадовался тому, что он осушил свою чашу до дна. Вино, похоже, подействовало на Сципиона почти мгновенно. Может быть, привычка к воздержанию сделала его более уязвимым для опьянения, чем завсегдатая попоек Кезона.

– Превосходная пьеса, – восторженно произнес он. – И атлетические состязания удались на славу. Прекрасны гонки на колесницах. Великолепны поединки кулачных бойцов, пешие бега и метание копий. Особенно мне понравились мастера греческой борьбы, хотя наши атлеты не были полностью обнажены, как предпочитают греки. – Он ухмыльнулся. – Может, и ты предпочел бы это, а, Кезон?

Кезон замешкался, но Сципион, по-видимому, и не ожидал ответа. Разговор об играх воодушевлял его.

– Как тебе праздник Юпитера? – поинтересовался Кезон.

– Это был самый лучший публичный праздник на моей памяти. Одна раздача всем присутствующим сосудов с оливковым маслом чего стоила, очень трогательно. А стол для народа во второй день был еще лучше, чем в первый. Правда ведь, а? Жареная свинина и дичь, пикантный лук на вертеле и горох с гарумом. Ты любишь гарум, Кезон? Я имею в виду действительно настоящий гарум, не слишком сладкий и не слишком соленый. Не тот рыбный соус с маринадом, который продают в Субуре, а тот, который получают путем естественного брожения, такой острый, что ударяет в голову. Бьюсь об заклад, что большинству пировавших в этом году на празднике Юпитера граждан никогда раньше не случалось отведать такого славного гарума, каким угостил их я. А теперь, вспоминая о лучшем гаруме, который они когда-либо пробовали, они всегда будут вспоминать меня.

– И голосовать за тебя?

– Именно!

Сципион хихикнул, как мальчишка, и поднял мускулистую руку, чтобы пригладить пышную гриву каштановых волос.

Кезон прищурился, пытаясь сообразить, что сказать.

– Должно быть, игры обошлись тебе недешево.

– Что правда, то правда! Отец выделил мне большую часть денег, но этого оказалось далеко недостаточно. Ты не можешь себе представить, какие это расходы! Это все равно что руководить военной кампанией – припасы, организация снабжения, транспорт. Боюсь, что я залез в большие долги.

– Сципион! После таких слов я чувствую себя виноватым, напоминая о гонораре.

– Глупости. Каждый политик залезает в долги, чтобы финансировать публичные увеселения для избирателей. Для этого и существуют ростовщики. Пожалуй, выпью еще этого прекрасного вина. В конце концов, я заплатил за него из бюджета игр!

Сципион налил еще по чаше.

– Выпьем за нашу дружбу!

– За нашу дружбу, – прошептал Кезон, и они оба осушили чаши.

Глаза Сципиона поблескивали при свете лампы.

– Я ценю нашу дружбу, Кезон. Ты сильно отличаешься от большинства людей, с которыми я теперь общаюсь. Они безжалостно честолюбивы, бесцеремонно расталкивают всех вокруг, чтобы вырваться вперед, их не волнует ничего, кроме войны и политики. В их жизни нет никакого другого измерения – есть Стезя чести, и больше ничего. Браки для них лишь средство достижения цели, так же как и дружба. То же самое относится и к образованию. Они, как положено, заучивают наизусть отрывки из произведений известных поэтов и мыслителей, чтобы время от времени обронить к месту подходящую цитату, но не силах оценить ни красоту слога, ни возвышенность идеи. Они не отличают своего Энния от своей «Илиады». Даже почитание богов мало для них значит, не считая показного благочестия, которое способствует успешной карьере. – Он вздохнул. – Так уж, наверное, устроен мир. Но мы с тобой, Кезон, знаем, что в жизни есть нечто большее, чем погоня за богатством и почестями. Внутри нас есть искра жизни, уникальная и отличная от всего прочего, своего рода тайное пламя, которое нужно лелеять и поддерживать, как весталки поддерживают пламя в священном очаге. Порой мне бывает трудно помнить об этом, и я завидую тебе, Кезон, потому что ты стоишь за пределами Стези чести.

Кезон выдавил нерешительную улыбку.

– Ты, конечно, шутишь, Сципион.

Он устремил взгляд на друга, восхищаясь его красотой, остро осознавая его достижения и обожание, которым окружали его остальные, и находя очень трудным представить себе, что Сципион может кому-то завидовать.

Лицо Сципиона стало серьезным. Он положил руку на руку Кезона и заглянул ему в глаза.

– Нет, Кезон, я не шучу. Твоя дружба отлична от любой другой. Она очень много для меня значит.

Кезон посмотрел на руку, которая лежала поверх его руки. Наберись он смелости чуть подвинуть указательный палец, он бы слегка коснулся им указательного пальца Сципиона в недвусмысленно интимном жесте.

– Я думаю, в тебе говорит вино, – прошептал он.

– Может быть. Но, как говорится, «истина в вине». Разве ты не чувствуешь то же самое по отношению ко мне?

Сердце Кезона бешено застучало, голова пошла кругом, во рту пересохло.

«Вино, дай мне силы сказать правду!» – подумал он. Но хватит ли у него смелости вслух сказать Сципиону о своих чувствах? Гнева, насмешек или презрения со стороны друга он не боялся, ибо знал, что подобной бестактности тот себе не позволит. Но даже едва заметное выражение жалости или сожаления на лице Сципиона было бы для него страшным ударом.

Наконец Кезон открыл рот, но, собравшись взглянуть Сципиону прямо в глаза, вдруг увидел, что друг смотрит мимо него, на раба, который вошел в комнату.

– В чем дело, Дафнис?

– Гонец, господин. Он говорит, что это очень срочно.

Сципион хмыкнул:

– Наверняка это один из подрядчиков, выполнявших работу для игр. Ему не терпится получить плату.

– Нет, господин. Это центурион. У него послание от вашего дяди из Испании.

Сципион убрал руку с руки Кезона, выпрямился и глубоко вздохнул. От опьянения не осталось и следа.

– Приведи его.

Центурион с угрюмым видом протянул Сципиону вложенную в футляр восковую табличку, из тех, которые используются для написания и переписывания коротких сообщений. Сципион уставился на нее, потом покачал головой.

– Нет, прочти это вслух.

Центурион замялся.

– Ты уверен, эдил?

– Читай!

Центурион развязал шнурки, открыл складывающийся футляр, уставился на крохотные, нацарапанные на воске буквы, потом прокашлялся.