Сакура-ян (огрызок 18 глав) - Андрей Геннадьевич Кощиенко

сдержит своё обещание. Сменит гражданство, уедет из страны и не будет больше работать ни с одним корейцем. И нам никогда не придётся испытывать чувство стыда, видя её на экранах своих телевизоров!»

— Ух! — произносит МуРан откидываясь назад. — Ух! Действительно, катастрофа! Только послушайте, сколько глупостей наболтала своим языком! ДонВук будет в ярости.

(кафе на неизвестной улице, из дверей которого с раздосадованным видом только что вышла ЮнМи)

— Националисты чёртовы! — зло бурчу я себе под нос, решив, что меня уже не услышат, и можно дать волю чувствам. — Ну и сидите дальше со своим КЕМА в обнимку!

Предложение дать автограф окончилось неожиданно. Справившись с удивлением, девушка извинилась, сказала, что «на минуточку» и убежала к стойке, где, периодически поглядывая на меня, начала активно шептаться с баристой. Я думал, она кинулась за листком бумаги и ручкой и рассказывает подружке об уникальной возможности получить автограф от знаменитости, агитируя пойти за ним вместе. Однако действительность оказалось совсем иной, чем представлялась мне раньше. Девушки действительно подошли к моему столику вдвоём, но та, которая пострашней, бариста, вежливо поблагодарив за предложение, сказала, что автограф человека, который отказался от своей нации не представляет ценности для любого хангук сарам. А мне следует быть верной своему слову, данному в присутствии многочисленных свидетелей. И не иметь с корейцами никаких дел, если обещал. После чего парочка, развернувшись ко мне спиной, гордо удалилась. Кофе я выпил, но уже без всякого удовольствия. Похоже бариста видела моё интервью данное на ступенях «Анян». Официантка, та вроде не в курсе новостей была. Она красивая, наверное, есть чем девке после работы заняться! А эта, уродина, небось сублимирует своё эго вечерами в чатиках, хейтя знаменитостей. Но как же быстро она настроила симпатяшку против меня!

— Всё настроение испортили, патриотки долбаные… — бурчу я, осознавая, что на улице снова дождь, и я опять буду мокнуть.

Неожиданно в голове вновь появляются слова, начавшие уже было, но куда-то после этого, — «завалившиеся». Однако теперь они вернулись вместе с музыкой, и я знаю, что внутри меня звучит «Пикник».

Огнями реклам, Неоновых лампБьет город мне в спину, торопит меня. А я не спешу, Я этим дышуИ то, что моё, ему не отнять.

Минуту ещё, мой ветер не стих…

Делаю мысленно короткую паузу и, изменив слова, заканчиваю не так, как в оригинале:

Не нравится мне, в Королевстве Кривых. Минуту ещё, мой ветер не стих, Странно здесь всё, в Королевстве Кривых…

Итишкин кот! Словно на заказ написано! Про меня и Корею… «Королевство кривых» … Лучше не скажешь! Но, можно. Например, для большей экспрессии, сделать окончание каждого припева разным, используя близкие «смыслы».

Холодно здесь, в Королевстве чужих… пусто здесь мне… в Королевстве иных…

О! Так лучше! Интересно, если это записать и выложить в сеть для ознакомления, зарево от горящих пуканов хангук сарам, с Юпитера будет заметно, или нет? Уверен, что да! А если использовать слово — «тупых», то и с Плутона, пожалуй, будет видна на Земле внезапная световая аномалия! Действительно, что ли, — оставить о себе яркую память?

(«Пикник», «Королевство кривых» — https://www.youtube.com/watch?v=GD_vseGeits)

(вечер того же дня. Квартира семьи Пак)

— Чего опять наговорила? — вместо приветствия агрессивно восклицает СунОк, открыв дверь и увидев на пороге младшую сестру.

— Ты о чём? — заходя в квартиру и наклоняясь за кошкой спрашивает та. — Журналистам, возле «Анян»!

— Тоже новости посмотрела? — понимающе отзывается ЮнМи и, проходя мимо сестры в комнату, советует: — Не бери в голову.

— Что значит — «не бери в голову»?

— Это всего лишь проявление уважения, исполненное по заветам предков Чосон. Выразила благодарность всем, кого вспомнила…

— Ты и вправду не станешь работать в Хангук? — помедлив, спрашивает онни, идя следом за младшей.

— Я чужая здесь для всех, — уверенно говорит ЮнМи. — Всякая моя попытка принести пользу, заканчивается одинаково. Феерическим взрывом ненависти ко мне со стороны нации.

— Как же ты тогда будешь зарабатывать?

— Ты знаешь ответ, онни. Зачем говорить об этом по пятому разу?

ЮнМи открывает дверцу в маленькую кладовку, в которой лежит KingKorg вместе с компьютером. Несколько секунд рассматривает упакованную в ящики аппаратуру, затем поворачивает голову и оценивающе оглядывает жилое пространство.

— А ЧжуВон? — не отстаёт от неё СунОк.

— Что с ним? — отстранённо, думая о чём-то о своём, интересуется ЮнМи.

— Он же тоже — кореец?

ЮнМи несколько секунд размышляет над вопросом.

— Ну и что? — меланхолично спрашивает она.

— Значит, ты не можешь с ним встречаться!

— Почему, — «не могу»? Он из моих старых знакомых.

— Всё равно, все подумают, что ты не сдержала своего слова!

— Плевать я хотела, кто там о чём подумает! Моя жизнь, мои правила! Лучше скажи, — не сможешь некоторое время пожить на кухне?

— Зачем? — слегка обалдевает от вопроса онни.

— Поставлю синтезатор и комп в комнате. Мне тут песня в голову вскочила, хочу её «зафиксировать», а не на чем. Место, которое можно занять, — ты на нём постель на ночь расстилаешь. Поспишь пока под столом?

— А… грых!

СунОк открывает рот, но вместо связанного ответа издаёт лишь нечленораздельный выдох. Поглаживая прижатую к груди кошку, ЮнМи с интересом смотрит на собеседницу.

— Почему я? — вернув контроль над языком и связками, возмущается онни. — Тебе захотелось песню писать, значит ты и спи!

ЮнМи плотнее прижимает к себе Мульчу и, наклоняя голову, заглядывает ей в глаза.

— Так и думала, — говорит она, обращаясь к кошке. — Никто ничем не хочет жертвовать, когда это касается лично его. Все хотят только получать. Как сказал поэт: «При счастье дружатся все с нами; при горе нет таких друзей!»

— Я найду, где жить, и съеду в ближайшее время, — подняв голову и смотря уже на сестру, холодно сообщает ЮнМи. — Не хочу никого напрягать своим присутствием.

— А? — смотря на заявительницу округлившимися от удивления глазами, издаёт звук СунОк.

(поздний вечер длинного дня. Пользуясь тем, что ЮнМи спит, мама и СунОк тихо шепчутся за кухонным столом, близко наклоняя головы друг к другу)

— Она вообще, как чужая стала… — жалуется маме СунОк. — Смотрит, словно примеривается, откуда резать начинать!

Ох-хохо-х! — произносит в ответ та, и, чуть подавшись назад, огорчённо крутит головой.

— Я её уже бояться начинаю, — признается онни.

— Твоей сестре в жизни уже успело выпасть много суровых испытаний, хотя она моложе тебя, — говорит мама. — Страшно подумать, что ей пришлось вынести в этой тюрьме.

— Но это же уже в прошлом? Почему нельзя жить и радоваться, что всё позади? — не понимает СунОк. — Я ведь её люблю, а она разговаривает со мной,