Цвингер - Елена Костюкович

Не успел закончить мысль — вот и Ребека на подходе, высокая, очкастая, в расписанном яркими красками по светлому репсу пальтеце. Красота. И разумная женщина, и одета замечательно — поглядишь, просто тихая радость на душе.

Встрепанный Виктор напоминает себе: для начала — треп! Расслабленность! Рассаживаются, обсуждают меню. Заказывать копченых угрей? Виктор к упоминанию об угрях выдавливает из себя итальянскую байку. Сколько раз выручали его кулинарные курьезы. Грешным делом думал — не сложить ли из них книжонку. И не назвать ли «Почему итальянцы так зациклены на еде». Может, с Наталией в четыре руки напишем? Подумаю. Расскажу-ка Ребеке, как перед Рождеством в Милане до совсем недавнего времени продавали на базаре мотками угрей. Да, естественно, живыми. Домохозяйки оставляли их на балконах на холоде. Угри норовили размотаться. Нередки были охоты за ползунами по всему дому…

Ребека, отсмеявшись, сказала: в пандан к садизму кулинаров… Тут есть чеченские рассказы очередные, ужасно страшные, не желаете? На первой же странице выбегает свинья на шоссе. «Ее догнали, переехали вездеходом, с переломанными ногами положили в машину, и вечером было мясо в котле…» Понимаете жанр. А дальше там значительно красочнее. Схватка за труп собаки. Вам интересно?

— Э-э, по описанию не сильно. Но и отказываться не могу. Конечно, глянем чеченский текст. Присылайте по почте файл, обещаю обратить внимание… ой! Какое присылайте, — тут же перебивает сам себя Виктор, — я же без компьютера. Придется вам, Ребека, дать мне бумажную распечатку.

Виктор ковыряет вилкой нечто несусветное под названием «борщ». Ребека пьет бульончик из чашки. Не отвлекается на разносолы. Ей интереснее говорить. Любимые разговоры Ребеки — о Москве. Она часто бывает там. Виктор и про Москву что-то старается сказать, и (а может, это влияние Наталии?) про занимательную кулинарию.

— Вчера читал в журнале «Деньги» о московских тематических ресторанах. Не знают уж чего отчебучить. И ужины на борту вертолета в «Экспедиции». И обеды с гаданьем «таро» в индийском ресторане «Гоа». В «Узбекистане», жуя манты, ставишь на петухов. В центре зала петушиные бои до смертельного исхода…

— О смертельном исходе, — вступает Ребека. Она, оказывается, и по этой теме имеет что ответить. — Я сама видела недавно, ужас, как в «Бенихане» живого краба режут прямо перед клиентом на ломти. В каком-то, не помню, в китайском по залу ходят коровы, цесарки, утки мандаринки, о них обратиться бы в защиту животных, что они могут заболеть и даже умереть от табачного дыма.

— По «Шинку» в середине девяностых гуляла корова. Интересно, чем пахло у нее молоко — тютюном или горилкой.

Ребека лучше Виктора знает русские рестораны и Россию. Она наезжает в Москву три или четыре раза в год. Столь богатый русский язык, правильный, чуточку деревянный, есть только у гэдээровцев. Только у «осси». Которые учились в советские времена в Пскове, в Воронеже. Теперь все это у них принято скрывать. Но не от Виктора же скрывать все-таки! Он сам типичный осси, всем оссям осси.

С ними легко говорить. Бывшие гэдээровцы понимают эзопов язык, риторику умолчаний, недоговоренностей. Они, как и русские, подкожной памятью помнят, как о многих вещах вроде не «запрещено было знать», но «нельзя было упоминать». В СССР не допускались упоминания о тех, кто сгублен в двадцатые — пятидесятые годы. Даже если было признано — сгублен безвинно. Но пишущие понимали, что не ляпнешь: «незаконно репрессирован» или «уничтожен». Ну, ляпнешь, если ты диссидент. А в официальной печати — ни-ни. Время от времени этикет менялся. В начале шестидесятых можно было еще: «стал жертвой нарушений социалистической законности». А уже с конца шестидесятых и до самого конца Советской власти приходилось просто обрывать рассказ, оставляя во мраке вопрос: куда же вдруг делся герой — утерялся в тумане, в ночи?

— А у нас вообще этих людей не упоминали, — сказала Ребека.

— Вот, Ребека, я хотел давно спросить. О вашем самиздате. Как выглядел ваш самиздат?

— Преимущественно тамиздат. Криминалом были все книги, изданные в той Германии. Что печаталось в Западной Германии, не продавалось в Восточной. Даже классика — нет. Даже переводные с английского или французского. Немецкий язык, конечно, и там и тут. Однако после раздела страны главный вопрос для любой публикации был: это капиталистический извод или социалистический? О каждом тексте, написанном по-немецки, вставал вопрос: он по-немецки, но по-каковски по-немецки? Вот, например, в ФРГ выходили книги мировых звезд, таких как Габриэль Гарсия Маркес. Виктор, представляете ли вы, что у нас, в ГДР, Маркес был запрещен. Его книги продавались только в ФРГ. Капиталистические издания к нам не знали дороги…

Оба опять жуют что-то без внимания. Вино пьет, похоже, только Виктор. У Ребеки нетронутый бокал. На столе фуа-гра и пюре из картофеля и такого количества взбитых сливок, что еда немилосердно щекочет горло.

— Опять о кулинарном аспекте. Куда деваться, если сегодня вокруг кухни целая книжная индустрия. У меня есть, так сказать, кулинарный нуар.

— О вегетарианских вкусах Гитлера? Это та самая…

— Да нет, кое-что позакидонистей.

Да уж, ее русский — это и впрямь русский. Даже слишком.

Оказывается, есть новонайденные воспоминания повара немецкого генерального штаба.

— Чувствую, надо брать для «Омнибуса» опцион на эту рукопись.

— Думаю, да. Посмотрите кусочек, поймете жанр.

20 апреля сорок четвертого, в день рождения фюрера: подавали отступающим немцам знаменитое блюдо «Силезское царствие небесное». Нежные клецки из дрожжевого теста, с припущенными сливами и фруктовым салатом и тонкими ломтиками копченого мяса. Лозунг на этом празднике (пили много!): «Наслаждайся войной, мир будет ужасен».

Много такого в последнее время выныривает. Старые люди писали, но по разным причинам так и не донесли свои писания до издательств. А теперь перемерли, семьи избавляются от бумаг.

— Вот и я подумал. В пандан к этому могу предложить памятку советского пищевого наркома, Микояна, писанную в мае сорок пятого, о тяжелом продовольственном положении в Германии. Он там технично указывает, как разделывать дохлых лошадей, оставляя лишь головы, ребра да хвосты.

— Это тот самый Микоян, вдохновитель бессмертной книги о вкусной и здоровой пище? Вам, Виктор, это отвратительно, понимаю. Мне тоже. Не будем говорить о рукописи генштабовского повара. Мне предлагали еще, как вы и спрашивали, «Кухню Гитлера» вегетарианскую. Я ее и в руки брать-то отказалась. Правильно?

— Разумеется, Ребека. Я уже о «Кухне Гитлера» слышал от двоих скаутов. И я ее не желаю видеть. Нет, а повара, наоборот, берем! Куда деваться, работа есть работа. Берем и разработаем эту историю как следует. Отпечатайте мне и на него, пожалуйста, досье.

— А у вас что нового?

— Покажу каталог. А где он? Куда подевался? Я его на кресле в фойе оставил, дурья голова. Ну хорошо, придется на пальцах объяснять. Пока послушаю, что у вас еще было заготовлено.