Код цивилизации. Что ждет Россию в мире будущего? - Вячеслав Никонов

«С зенита своего влияния в начале ХХ века европейский контроль над Азией драматически ослабел, к 1950 году Китай и Индия стали независимыми странами, и Европа сохранила периферийное присутствие в Азии, поддержанное новейшей западной державой — Соединенными Штатами — и в возрастающей степени зависящей от военных баз, экономического давления и политических переворотов»[602], — пишет Мишра.

В 1951 году президент Ирана Мохаммад Моссадык сорвал аплодисменты в ООН, выступая по поводу национализации британских нефтяных компаний и вспоминая, как Вторая мировая война «изменила карту мира»: «По соседству с моей страной сотни миллионов человек после веков колониальной эксплуатации обрели независимость и свободу… Иран требует соблюдения своих прав»[603]. Через два года Моссадык будет свергнут в результате англо-американской «цветной революции».

Холодная война переместилась в Азию, символом чего явилось создание под эгидой США в 1954 году Организации договора Юго-Восточной Азии (СЕАТО). Индийский премьер Джавахарлал Неру расценил этот акт как «одностороннее объявление своего рода доктрины Монро в отношении стран Юго-Восточной Азии». Неру вместе с индонезийским президентом Сукарно выступили инициаторами проведения Бандунгской конференции 1955 года. На конференции были представители 29 новых независимых государств — китаец Чжоу Эньлай и египтянин Гамаль Абдель Насер, камбоджиец Нородом Сианук, вьетнамец Фам Ван Донг и многие другие.

Это был звездный час азиатского национального освобождения, триумф хозяина саммита — Сукарно, чьи идеи «панчасила» были подняты на пьедестал третьего мира. «Это первая межконтинентальная конференция цветных людей в истории человечества! — заявлял он с трибуны форума. — На протяжении многих поколений наши люди были лишены голоса в этом мире, решения за них принимали другие». Теперь, когда жители колоний и бывших колоний Азии и Африки составляют 1,4 млрд человек, половину человечества, они «должны начать понимать друг друга, а через понимание придет и большее уважение друг друга, а из уважения родится совместное действие»[604].

Взгляды самого Сукарно представляли примечательную смесь воззрений Эрнста Ренана и Махатмы Ганди, Отто Бауэра и Джамаля аль-Дина аль-Афгани, Карла Маркса и пророка Мухаммеда. Под «панчасилой» понимались изначально пять принципов индонезийской идентичности: национализм; интернационализм или общечеловечность; консенсус или демократия; благосостояние народа; вера в единого Бога. Сукарно был за демократию, но не западную, а «управляемую», «демократический консенсус между лидером и последователями», и за развитие отношений со всеми странами мира, что подтвердили немедленно последовавшие его триумфальные государственные визиты в СССР, Китай, Югославию, Чехословакию и США[605].

На конференции не договорились о том, является ли социалистический лагерь в Восточной Европе проявлением колониализма, но зато в основу Бандунгской декларации легла идея совместной борьбы стран Азии, Африки и Латинской Америки против западного империализма и колониализма, став основой идеологии созданного тогда же Движения неприсоединения. Дух азиатского единства проявился и в поддержке концепции панчасила, которая трансформировалась в пять принципов мирного сосуществования. Понимание того, что подъем национально-освободительного движения и однозначная поддержка ему со стороны Советского Союза лишает Запад морального лидерства, заставили Соединенные Штаты начать занимать антиколониальную позицию (что нашло отражение во время Суэцкого кризиса 1956 года) и приступить к преодолению расовой дискриминации внутри самих США[606]. С начала 1960-х афро-азиатский блок государств определял исход голосований в ООН.

Независимость не далась азиатским странам легко, все они испытали экономические и политические потрясения. Цель — догнать как можно быстрее западные страны, — которую ставили перед собой и Неру, и Мао Цзэдун, и Хо Ши Мин, и Сукарно, оказалось весьма далекой. Задачи перед идеалистическими и абсолютно не опытными в управлении элитами новых государств стояли серьезные: консолидировать территорию, найти деньги для индустриализации доиндустриальной экономики, создать налоговую систему, провести земельную реформу, построить дороги, создать парламент и партии, армию и госаппарат, сформировать национальную идентичность в многоэтническом обществе, написать законы, запустить систему образования и здравоохранения. Пробовались самые разные политические модели: социализм в Китае и Северном Вьетнаме, парламентская демократия в Индии, союзное США светское государство в Турции. Но разочарования сопровождали азиатские страны на протяжении, как минимум, трех десятилетий, если опять же не считать быстро поднявшуюся с американской помощью Японию.

При этом какая бы общественно-политическая система ни использовалась, она накладывалась на местную культурную матрицу, а ориентация на СССР или США не означала автоматического согласия с их политикой и сервильности. «Примечательно, — пишет историк из Бангалора Рамачандра Гуха, — что классическая марксистская теория отвергала националистические сантименты, но коммунистические режимы в Азии были глубоко националистическими. И в Китае, и во Вьетнаме правящие коммунисты обладали глубоким чувством национальной, если не цивилизационной гордости. Интересы своей страны обычно ставились выше социалистического или пролетарского интернационализма»[607]. Азиатские союзники Запада вовсе не спешили присоединяться к его военным операциям в регионе. А большое количество азиатских государств предпочло оставаться в парадигме последовательного неприсоединения.

Азия исключительно сильно заявила о себе в 1973 году, когда ключевые нефтедобывающие страны Ближнего Востока — Саудовская Аравия, Кувейт, Катар, Абу-Даби, Дубай, Бахрейн, а также Ливия и Алжир — объявили о сокращении добычи нефти и наложили эмбарго на поставку нефти в США в ответ на поддержку Вашингтоном Израиля в его войне против Египта и Сирии, после чего эпоха дешевой нефти в мире закончилась.

Еще один виток роста азиатского самосознания начался с японского «экономического чуда» и появления «Азиатских тигров» (Гонконга, Сингапура, Южной Кореи, Тайваня), продемонстрировавших способность перейти от аграрной развивающейся экономики к уровню передовых индустриальных государств за время жизни одного поколения. За ними последовали и другие страны, включая и двух гигантов Азии — Китай и Индию. Это рассматривалось как свидетельство превосходства их собственной модели, полезности возвращения к своим азиатским истокам.