Обратный отсчет - Олекса Белобров

Через неделю после этих событий из Черняховска прибыл долгожданный заменщик Шурина — майор по фамилии Слонин. Для Афгана, где сорокалетний офицер считался «стариком», он был довольно пожилым — ведь, как пел Цой, «война — дело молодых, лекарство против морщин».

Хантер недаром провел на Востоке, известном своим замысловатым коварством, самый знаменательный год своей жизни и к этому моменту уже не только обстоятельно продумал свою часть плана «СМ-2», но и начал постепенно претворять его в жизнь. Тем более что Тайфуну снова стало не до него — у майора обнаружились признаки «обратки», то есть возвратного тифа, грозившего ослабленному организму тяжелыми осложнениями.

От гоголевской «Страшной мести» Хантеров план в корне отличался афганской спецификой. Заглянув по старой памяти в Дувабад, к их с Тайфуном приятелю Челаку, Александр выпросил у должничка полкило первосортного пакистанского чарса — блестящего, твердого, с клеймом производителя — неким таинственным знаком особого качества. Челак без сожаления расстался с дурью, радуясь, что оказался полезным Шекор-турану, которому до сих пор был признателен за сведение счетов с кровниками.

Дождавшись, когда «отвальная» по случаю замены Шурина достигнет апогея, Хантер проник в его комнату в модуле и тщательно спрятал несколько плиток гашиша в багаже бывшего начальника штаба батальона. Однако, не полагаясь на доблестную советскую таможню, на следующее утро старший лейтенант смотался к советникам и по аппарату ЗАС[140]связался с полковником Худайбердыевым в Ташкенте.

Тот не стал задавать лишних вопросов: если информация о перемещении наркотиков через границу СССР поступала по его каналам, это только усиливало авторитет его структуры.

Стоял пасмурный февральский денек, когда капитан Шурыгин вылетел на Ил-76 в Ташкент. Вылет состоялся точно по графику и без всяких осложнений. Пара «крокодилов», прикрывая брюхо «горбатого», барражировала на малой высоте, дублируя его маневры.

Хантер проводил глазами самолет и успокоился — Шурина в Ташкенте ждала достойная встреча. Восток заставил его накрепко усвоить основные заповеди, по которым на протяжении тысячелетий жили люди в этих краях: ничего не забывать и никогда никому не прощать. Следование учению Христа не выдерживало здесь никакой критики: если тебя ударили в одну щеку, подставлять вторую было бы чистым безумием, потому как можно остаться без головы. Поэтому, действуя согласно плану спецмероприятий «СМ-2», Хантер не испытывал ни малейших угрызений совести. Так сказать, получи, фашист, гранату от советского солдата!

— Товарищи офицеры! — спустя два дня после отлета Шурыгина тревожно вещал начальник политического отдела, собрав в клубе офицеров и прапорщиков соединения. — С одним из наших офицеров, капитаном Шурыгиным, до недавнего времени исполнявшим обязанности начальника штаба отдельного десантно-штурмового батальона, в Ташкенте случилась беда. Во время таможенного досмотра в аэропорту Тузель, — подполковник уже зачитывал какой-то документ, — среди личных вещей капитана Шурыгина сотрудниками таможенных органов было изъято 432 грамма наркотических веществ. Упомянутый офицер задержан и содержится в Ташкенте под стражей, возбуждено уголовное дело, ведется следствие…

Затем Ильич принялся обстоятельно убеждать офицеров и прапорщиков, чтобы те не забывали — война закончится, а им еще жить и служить. Поэтому тем, кто хотя бы слегка присел на доступную дурь, следует незамедлительно прекратить это пагубное дело.

Под занавес кто-то из офицеров усомнился: как мог всегда такой осмотрительный и осторожный Шурин решиться тащить с собой наркоту? А что, если ему ее подбросили сами таможенники, чтобы выслужиться?

Начпо сурово осадил сомневающегося:

— Не забывайте, товарищи офицеры, — капитана Шурыгина компетентные органы «вели» еще с территории Афганистана, чтобы взять с поличным на границе! И потом, как вы себе это представляете? Четыреста тридцать два грамма чарса в чемодан не подбросишь! Плитки этого зелья были тщательно спрятаны в бакшишах, которые капитан нахватал здесь.

— И то правда! — согласился Крест, сидевший рядом. — Полкило — это тебе не шутки! Ну, пятьдесят граммов можно подбросить, ну от силы сто, — но полкило!..

В батальоне комбат собрал свое совещание, где разборки по поводу бывшего начштаба продолжились, но и они закончились ничем. Распустив подчиненных, Иванов зазвал в кабинет замполита, плеснул себе «копья», уже не предлагая Хантеру, который без уважительной причины теперь избегал спиртного (Афродита раз и навсегда поставила вопрос ребром — или выпивка, или секс), и негромко спросил:

— Твоя работа?

— Ты о чем, командор? — равнодушно ответил Александр, искоса следя за выражением лица комбата.

— Я о Шурине. И о том переплете, в который он так неосмотрительно вляпался…

— Да ты что, Виктор Ефремович?! — довольно правдоподобно вспыхнул замкомбата. — Я-то здесь при чем?!

— При том, что, как я полагаю, «телеги» на тебя катал именно он. — Комбат выпил, закусил «курятиной» — закурил и выдохнул дым тугой струей. — Потому что видел письмо, которое получила твоя супруга… — Теперь и майор в свою очередь пристально наблюдал за своим заместителем.

— Да ты что? — натурально изумился Александр, следя за тем, чтобы не переиграть. — И на кой хрен это ему понадобилось?

— Зависть, надо полагать. — Подозрительное выражение мало-помалу исчезло с лица комбата, «копье» сделало свое дело. — Обычная мужская зависть…

— Слово коммуниста — я тут ни при чем! — При этом Хантер хулигански скопировал зековский жест — поддел передний зуб ногтем большого пальца левой руки и чиркнул тем же пальцем поперек горла. — С твоего разрешения, комбат, я побегу. Надо замполитов рот собрать и обсудить кое-какие злободневные проблемы.

Он напустил на себя озабоченный вид, хотя на самом деле просто стремился избежать неприятного разговора, опасаясь сорваться и сболтнуть лишнее.

— Странное у тебя «слово коммуниста»! — расхохотался Иванов. — Ты б еще добавил: «Б… буду!» Особенно эффектно выглядит в исполнении замполита! Ладно, вали, занимайся своими делами! — разрешил он.

Хантер, довольный, что «допрос» наконец-то закончился, направился к выходу из комбатовой каморки. Уже на пороге его догнал негромкий голос майора:

— Н-да, и все-таки не хотел бы я стать твоим врагом…

Из чего логически вытекало, что командир не поверил ни одному его слову.

Собрав у себя целый арсенал, Хантер, однако, никак не мог выбрать время, чтобы заняться тем, о чем его не раз настойчиво просила Афродита, — научить ее стрелять из автомата и пистолета. Наконец этот момент настал. Втихомолку выгнав из парка БМП, он усадил в нее Галю и ее подругу Эсму из Абхазии (предварительно им было велено переодеться в спортивные костюмы и зимние бушлаты) и направил машину в пустынную местность, граничившую с военным городком.