Трагическое послание древних - Эрнст Мулдашев

Но главное качество Ирины мужественность. Она не просто смирилась с недугом, она каким-то невероятным поворотом воли научилась быть счастливой, и не просто счастливой, а счастливой оттого, что она может помогать другим (полноценным!) людям. Она создала службу психологической реабилитации людей в Москве; люди с ней делятся своим горем, и она помогает им, кому словом, кому напором в бюрократических инстанциях. А самое главное люди берут с нее пример.

Несколько недель назад, когда Ирина лечилась в Уфе, я, по душам разговаривая с ней, сказал ей, что священная гора Кайлас, по-моему, думает. Откуда взялась эта сумасбродная и предельно странная мысль? Честно говоря, не знаю. У меня не было никаких научных предпосылок, никаких догадок, а мысль родилась просто так, из ниоткуда. Эта мысль проявилась столь ясно и четко, что я не удержался и тут же поделился ею с высокоинтеллектуальной и духовно богатой Ириной.

Думает, значит, гора. Точно, наверное, думает, помню лишь, проговорила она.

А еще я помню, как Ирина вместе со слепым итальянцем Доменико, тоже лечившимся у нас, танцевали рокн-ролл. Оба слепых партнера так хорошо чувствовали друг друга, выдавая сложнейшие «па», что нельзя было поверить в то, что они не видят друг друга. По окончании танца разгоряченный Доменико вскинул руки вверх и крикнул:

Вива, русса Ирина!

Итальянец Доменико

Молодец, Доменико! выдохнула запыхавшаяся Ирина.

Когда Ирина отдышалась, я, помню, спросил ее о том, как они, не видя, не натыкались во время танца друг на друга.

А мы оба думали только о танце, больше ни о чем. Мысли сами водили нас, отвечала Ирина.

В тот момент, помню, я подумал о том, что там, на Тибете, возможно, священная гора сама будет водить нас, пожелав или не пожелав показать нам Город Богов. Помню также, что я отмахнулся от этой мысли, помотав головой.

Марина Цветаева

А в Москве, на Таганке, Ирина протянула мне несколько листов ксерокопий какихто стихов. Это была «Поэма Горы» Марины Цветаевой.

К чему это? спросил я.

К тому, что гора думает.

У меня что-то екнуло внутри, и я углубился в чтение.

Вздрогнешь и горы с плеч

И душа горе

Дай мне о горе спеть:

О моей горе!

Марина Цветаева

Та гора была как грудь

Рекрута, снарядом сваленного.

Та гора хотела губ

Девственных, обряда свадебного

Требовала та гора.

Океан в ушную раковину

Вдруг ворвавшимся ура!

Та гора гнала и ратовала.

Та гора была миры!

Бог за мир взимает дорого!

Горе началось с горы.

Та гора была над городом.

Как на ладони поданный

Рай не берись, коль жгуч!

Гора бросалась под ноги

Колдобинами круч.

Как бы титана лапами

Кустарников и хвои

Гора хваталась за полы,

Приказывала: стой!

О, далеко не азбучный

Рай: сквознякам сквозняк

Гора валила навзничь нас,

Притягивала: ляг!

Оторопев перед натиском,

Как? Не понять и днесь

Гора, как сводня святости,

Указывала: здесь.

О когда б, здраво и попросту

Просто холм, просто бугор,

Говорят тягою к пропасти

Измеряют уровень гор

В ворохах вереска бурого,

В островах страждущих хвои…

(Высота бреда над уровнем Жизни)

На же меня! Твой…

Но семьи тихие милости,

Но птенцов лепет увы!

Оттого, что в сей мир явились мы

Небожителями любви!

Гора горевала (а горы глиной

Горькой горюют в часы разлук),

Гора горевала о голубиной

Нежности наших безвестных утр.

Еще говорила, что это демон

Крутит, что замысла нет в игре.

Гора говорила. Мы были немы.

Предоставляли судить горе.

Гора говорила, что только грустью

Станет что ныне и кровь и зной.

Гора горевала, что не отпустит

Нас, не допустит тебя к другой!

В жизнь, про которую знаем все мы

Сброд рынок бардак.

Еще говорила, что все поэмы

Гор пишутся так.

Та гора была как горб

Атласа, титана стонущего.

Той горою будет горд

Город, где с утра и до ночи мы.

Та гора была миры!

Боги мстят своим подобиям!

Горе началось с горы.

Та гора на мне надгробием.

Минут годы. И вот означенный

Камень, плоским смененный, снят

Нашу гору застроят дачами,

Палисадниками стеснят.

Но под тяжестью тех фундаментов

Не забудет гора игры.

Есть беспутные, нет беспамятных:

Горы времени у горы!

Виноградники заворочались,

Лаву ненависти струя.

Будут девками наши дочери

И поэтами сыновья.

Тверже камня краеугольного,

Клятвой смертника на одре:

Да не будет Вам счастья дольного,

Муравьи, на моей горе!

В час неведомый, в срок негаданный

Опознаете всей семьей

Непомерную и громадную

Гору заповеди седьмой.

Когда я откинулся от листов со стихами, Ирина воодушевленно спросила:

Ну, как?

Я ответил вопросом на вопрос:

А кто она, Марина Цветаева? Мне даже случайно довелось быть на ее могиле, но про нее знаю мало.

Цветаева? Ирина призадумалась. Говорят, она была Посвященной. Ей мысли приходили Оттуда.

Почему я про нее почти ничего не знаю? Почему в школе?…

В школе это трудно воспринимаемо. А Ваша жизнь, Эрнст Рифгатович, посвящена хирургии. Вам некогда.

Да уж.

Кстати, Борис Пастернак считал «Поэму Горы» главным произведением Марины Цветаевой.

Неужели и он чувствовал, что в этой поэме?…

Чувствовал.

Что?